Я искоса взглянул на Римму. Засунув руки глубоко в карманы комбинезона, она шла рядом со мной, безучастная ко всему на свете.
– Сегодня же переговорю с Ширли, – сказал я. – Может, он одолжит мне пять тысяч на твое лечение. Слышала, что сказал этот деятель в магазине? Ты можешь высоко взлететь.
– Я хочу есть, – мрачно заявила Римма. – Могу я что-нибудь поесть?
– Ты слушаешь меня или не слушаешь? – Я остановился и резко повернул ее к себе. – Ты можешь заработать своим голосом целое состояние. Только сначала надо вылечиться.
– Напрасно ты морочишь себе голову, – ответила Римма, вырываясь. – Я уже лечилась. Все бесполезно… Как же насчет еды?
– Доктор Клинци вылечит тебя. А Ширли, прослушав запись, может, не откажется одолжить денег.
– Может, может… Может, у меня вырастут крылья, и я улечу. Никто не одолжит нам столько денег.
В тот же день, взяв у Расти машину, я поехал в Голливуд. Лента с записью лежала у меня в кармане, и я опять сильно волновался. Было бы неосторожно открывать Ширли, что Римма наркоманка. Он, конечно, и слышать ничего не захочет, когда узнает тайну девушки. Мне предстояло как-то убедить его расстаться с пятью тысячами долларов, но как именно, я себе не представлял. Все зависело от того, какое впечатление произведет на него запись. Если он ухватится за нее, тогда я смогу заставить его раскошелиться.
Фирма Ширли находилась почти рядом с киностудией «Метро-Голдвин-Мейер». Это было двухэтажное здание, расположенное на участке примерно в четверть гектара. Пройти на территорию фирмы можно было только через проходную у ворот, где дежурили два свирепых на вид вахтера.
Только здесь, убедившись, с каким солидным предприятием мне предстоит иметь дело, я понял всю трудность своей задачи. Все тут было поставлено на широкую ногу. У меня внезапно пропала всякая вера в собственные силы.
Едва я вошел в проходную, как один из вахтеров направился ко мне. Он окинул меня критическим взглядом и, решив, что церемониться нечего, резким тоном спросил, зачем я пожаловал. Я ответил, что хотел бы переговорить с мистером Ширли. Нечто вроде растерянности промелькнуло в глазах охранника, но в следующую секунду он рассердился.
– Вас таких двадцать миллионов. Вы договаривались о приеме?
– Нет.
– В таком случае и не надейтесь.
Наступил момент, когда не оставалось ничего иного, как идти ва-банк.
– Да? Ну и чудесно. При первой же встрече с ним я обязательно упомяну, какая у него образцовая охрана. Он как-то приглашал меня заглянуть, если я окажусь рядом, но коль скоро вы этого не хотите, то разбирайтесь с ним сами.
Охранник смутился.
– Он в самом деле вас приглашал?
– А почему бы и нет? Они с моим отцом учились вместе в университете.
Агрессивное выражение совсем исчезло с лица охранника.
– Как вы назвали себя?
– Джефф Гордон.
– Подождите минуточку.
Он скрылся в помещении, позвонил куда-то по телефону, потом снова вышел и жестом пригласил меня пройти.
– Обратитесь к мисс Уиссин.
Это уже был шаг вперед.
С пересохшим ртом и отчаянно бьющимся сердцем я миновал аллею и оказался во внушительном вестибюле. В сопровождении мальчика в форме небесно-голубого цвета с пуговицами, сверкающими, как бриллианты, я прошел по коридору, в который с обеих сторон выходили отполированные двери из красного дерева, и остановился перед одной из них, с медной табличкой, гласившей: «Мистер Гарри Найт и мисс Генриетта Уиссин».
Мальчик открыл дверь и знаком предложил мне войти.
Я оказался в большой с темно-серыми стенами комнате; в мягких креслах сидели какие-то люди – человек пятнадцать. При виде их мне почему-то вспомнилось выражение: стадо заблудших овец.
Впрочем, я не успел как следует рассмотреть присутствующих, потому что обнаружил, что меня внимательно разглядывают чьи-то изумрудно-зеленые глаза, твердые, словно стекло, и такие же равнодушные. Глаза принадлежали рыжеволосой девушке лет двадцати четырех, с красивой фигурой и очень холодным выражением лица.
– Я вас слушаю.
– К мистеру Ширли, пожалуйста.
Девица пригладила волосы и вновь взглянула на меня так, словно я только что сбежал из зверинца.
– Мистер Ширли не принимает посетителей, а мистер Найт сейчас занят. – Ленивым взмахом руки она показала на стадо заблудших. – Если вы сообщите мне вашу фамилию и причины вашего посещения, я, возможно, смогу записать вас на прием в конце недели.
Я понимал, что ложь, на которую клюнул вахтер, на нее не подействует. Эта особа была хитра и обучена никому и ничему не верить. Если мне не удастся обмануть ее, то моя песенка спета.
– В конце недели? – небрежно бросил я. – Слишком поздно. Если Найт не примет меня сейчас же, ему не избежать убытков, а это вряд ли понравится мистеру Ширли.
Слабовато, но ничего сильнее я придумать не мог.
По крайней мере, все в комнате стали прислушиваться, подавшись вперед и вытянув шеи, как собаки, учуявшие добычу.
Но если мои слова и произвели на них впечатление, то мисс Уиссин они оставили совершенно равнодушной, она лишь небрежно и скучающе улыбнулась.
– Возможно, вы не откажетесь написать нам? Если мистер Найт заинтересуется, он даст вам знать.
Позади девушки открылась дверь, и из нее выглянул лысеющий толстяк лет сорока в желтовато-коричневом костюме в полоску. Он окинул комнату враждебным взглядом.
– Следующий! – Именно таким тоном медицинская сестра в кабинете зубного врача вызывает очередного страдальца.
В то же мгновение я оказался рядом с ним. Уголком глаза я заметил, что высокий юноша с бакенбардами, как у Элвиса Пресли, судорожно сжав гитару, извлек ее из кресла. Но он опоздал.
Наступая на толстяка, широко и обаятельно улыбаясь, я оттеснил его в кабинет.
– Здравствуйте, дорогой мистер Найт, – сказал я. – У меня есть нечто такое, что доставит вам истинное наслаждение. Не сомневаюсь, что вы сразу же захотите обрадовать и мистера Ширли.
К этому времени я уже оказался в кабинете и ногой захлопнул дверь.
На письменном столе Найта стоял магнитофон. Обойдя вокруг толстяка, я вставил ленту в аппарат и приготовился его включить.
– Сейчас вы будете себя благодарить за проявленное благоразумие, – тараторил я. – Конечно, на таком аппарате вы не получите полного представления, но вы подпрыгнете до потолка, если воспроизведете запись на стереофоническом проигрывателе.
Найт, с лица которого не сходило выражение крайнего изумления, молча наблюдал за мной.
Я включил магнитофон, и из динамика полился голос Риммы.
Не спуская глаз с Найта, я заметил, как после первых же тактов напряглось его лицо.
