– Так вы что же, не остановились?
– Нет. Я ужасно испугалась. И сразу приехала сюда.
– Он ранен?
– Не знаю.
– Где это случилось?
– На дороге от пляжа, не доезжая до шоссе.
– А вслед вам он не кричал?
– Нет. Был только ужасный толчок, а больше ничего. Я поехала прямо сюда. Вас жду уже почти полчаса.
– Вы ехали быстро?
– Да.
Я долго смотрел на нее, потом поднялся.
– Сейчас вернусь. Пойду посмотрю машину.
Я выдвинул один из ящиков стола и вынул оттуда фонарь.
Я уже выходил из комнаты, когда Люсиль издала слабый мучительный стон.
По дорожке я подошел к машине и при свете луны сразу же увидел, что переднее левое крыло повреждено. Я включил фонарь – повреждение было основательное.
Передняя левая фара разбилась вдребезги, крыло помято. На дверце – глубокая вмятина, а во всю ширину рваной линией тянется рубец. Краска вокруг содрана.
Всю эту картину я охватил в одну секунду, потом обошел вокруг машины. На правом крыле около заднего колеса фонарь мой высветил густое красное пятно. Красным был забрызган и белый колпак на правом заднем колесе. Не требовалось особых знаний, чтобы понять: это кровь, и я смотрел на нее, чувствуя озноб и тошноту.
Судя по всему, она сшибла мотоцикл, мотоциклист вылетел из седла, и она переехала его задним колесом. И после этого не остановилась!
По лицу моему заструился холодный липкий пот. Ведь он, может быть, сейчас истекает кровью на дороге!
Я быстро вернулся в гостиную.
Она лежала в той же безжизненной позе и глядела в потолок. Дыхание ее было неровным и прерывистым, кулаки сжаты. Выглядела она ужасно.
Взяв свой стакан с бренди, я подошел к ней.
– Вот, выпейте, – предложил я. – И успокойтесь, от слез толку не будет.
Я приподнял ей голову и заставил немного выпить. Она отпила глоток, содрогнулась и оттолкнула стакан.
– Я поеду посмотреть, что случилось, – сказал я. – Ждите меня здесь. Постараюсь вернуться побыстрее.
Не глядя на меня, она кивнула.
Я взглянул на часы, стоящие на каминной полке. Было без двадцати одиннадцать.
– Ждите меня здесь. Долго я не задержусь.
Она снова кивнула.
Я подошел к «кадиллаку» и еще раз осмотрел разбитую фару и помятое крыло. Было бы безумием выводить машину на дорогу в таком состоянии. Стоит кому-нибудь меня увидеть, завтра он, прочитав сообщение в газетах, сразу об этом вспомнит. А газеты напишут, можно не сомневаться.
Но что же делать, ведь мне срочно нужна машина. Сиборн! Сиборн, владелец ближайшего дома, держит в гараже машину – он ею пользуется во время отпуска. Когда он бывал здесь, я к нему частенько захаживал и знал, что ключ от гаража он всегда хранит на карнизе над дверьми гаража. Надо взять его машину.
Я сел в «кадиллак» и быстро поехал к его дому. Там я оставил машину у ворот, подошел к гаражу, нашел ключ и открыл двойные двери.
Там стоял старенький, видавший виды «понтиак». Я вывел его на дорогу, потом, оставив двигатель включенным, сел в свой «кадиллак» и загнал его в гараж, захлопнул и запер двери, а ключ положил в карман.
Сев в «понтиак», я помчался по шоссе. Через десять минут я подъезжал к ответвлению на пляжную дорогу.
У развилки я сбросил скорость. На обочине стояло штук шесть машин. Приглушенные фары бросали на дорогу пучки света. У машин, глядя в сторону пляжной дороги, стояла группа мужчин и женщин. Въезд туда был перекрыт двумя мотоциклами, возле которых расхаживали двое полицейских.
Я поставил машину в конце колонны и ступил на асфальт.
Впереди меня поодаль от остальных стоял какой-то толстяк в сдвинутой на затылок шляпе. Он, как и все, глядел на полицейских.
Я подошел к нему.
– В чем дело? – спросил я, стараясь не выдать волнения. – Случилось что-нибудь?
Он обернулся. Было уже темно, а свет фар освещал только асфальт. Он мог хорошо видеть разве что мои ноги и едва ли узнал бы меня при следующей встрече.
– Несчастный случай, – ответил он. – Насмерть задавили полицейского. Больно лихая публика, сами так и лезут, так и прыгают под колеса, я всегда это говорил. Вот этот малый и допрыгался – перестарался.
На лице у меня выступил холодный пот.
– Насмерть?
– Да. А водитель даже не остановился. Впрочем, я его хорошо понимаю. Если бы мне выпало такое счастье – задавить полицейского без свидетелей, – черта с два я стал бы тут ошиваться с извинениями. Ведь, если этого парня поймают, они его четвертуют. Полицейские в нашем городе самые настоящие фашисты, я всегда это говорил.
– Задавили насмерть, вы говорите? – Я едва узнал собственный голос.
– Да, бедняга головой попал прямо под колесо. Он, наверное, стукнулся о бок машины и угодил под заднее колесо. – Он указал на высокого худощавого мужчину, деловито объяснявшего что-то остальным. – Вот он первый на него наткнулся. У этого несчастного было, говорит, не лицо, а кровяная губка.
Неожиданно один из полицейских решительно направился в сторону стоявших у обочины машин.
– Эй, вы, шайка стервятников! – зарычал он полным ненависти и злобы голосом. – С меня довольно! Убирайтесь отсюда! Поняли? Из-за таких скотов, как вы, все аварии и происходят! Чтоб вы сгорели вместе с вашими железными ящиками! Убирайтесь живо! Все убирайтесь!
Толстяк процедил сквозь зубы:
– Я же говорю – настоящие фашисты, – и зашагал к своей машине.
Я вернулся к «понтиаку», завел двигатель, развернулся и быстро поехал домой.
В гостиной, в большом кресле, съежившись, сидела Люсиль. Вид у нее был несчастный, беззащитный и затравленный, а цвет лица напоминал старый пергамент.
Когда я вошел, она замерла, пожирая меня испуганными глазами:
– Ну как, Чес, все в порядке?
Я подошел к бару, налил себе двойное виски, чуть разбавил водой и жадно выпил.
– Я бы этого не сказал, – произнес я, садясь в кресло.
Посмотреть ей в глаза – это было выше моих сил.
– О боже!..
Наступила долгая пауза. Потом она пробормотала:
– Ну а вы хоть… вам удалось увидеть?..
– Там была полиция… – Как сказать ей, что он убит? – Я его не видел.
Снова наступила пауза. Потом снова вопрос:
– Что будем делать, Чес?
Я взглянул на часы над камином. Двадцать минут двенадцатого.
– Думаю, мы едва ли что можем сделать.
