Я отлично представлял себе прием, который меня там ждет: заключенные при моем появлении начнут злорадно, по-садистски ухмыляться, а потом будут прислушиваться, с нетерпением ожидая моих первых криков боли. Я скомкал газету, подошел к печке и бросил ее в огонь.
Итак, мне опять нужно было спасаться бегством – и прежде всего немедленно выбираться отсюда. Но как? До Тропика-Спрингс сто шестьдесят пять миль. Как только она сообщит в полицию, Тропика-Спрингс будет первым местом, где меня будут искать. О том, чтобы бежать назад, в Окленд, я не хотел даже думать. Сначала – Тропика-Спрингс, а потом – дальше. Во всяком случае, у меня было пятьсот долларов. С такими деньгами я могу добраться до Нью-Йорка… Пятьсот долларов? Я почувствовал, как ледяные пальцы сдавили мне грудь. Я отдал Йенсену свои деньги, на которые мог бы бежать, всего полчаса назад. Что же, мне их сразу просить обратно? Что он подумает? И как я смогу средь бела дня уехать отсюда, чтобы он не решил, что я спятил? Я был охвачен такой паникой, что едва мог дышать. Дверь в кухню отворилась, и вошла Лола. Она испытующе посмотрела на меня своими зелеными глазами.
– Ты еще не убрал продукты? – спросила она.
– Убираю.
Я начал укладывать консервные банки. «Мерзавка, – думал я. – Уже позвонила? Или только собираешься?» Она начала убирать цыплят в морозильник, напевая себе под нос. И только когда я убрал все продукты, а она засунула в холодильник последнего цыпленка, я вдруг услышал:
– Нам надо поговорить. Ты ночью дежуришь?
Я взглянул на нее:
– Да.
– Когда он уснет, мы поговорим.
Из сказанного я сделал вывод, что в полицию Лола еще не звонила. Она решила выдвинуть какие-то условия. Дышать стало чуть полегче.
– Как скажете.
– Ступайте, мистер Чет Карсон, – сказала она. – Я прекрасно управлюсь одна!
Она держала меня на крючке, но, по крайней мере, у меня было немного времени, чтобы прийти в себя.
– Как скажете.
Она улыбнулась:
– Точно, Карсон. С этого момента будет так, как я скажу.
Я вернулся в закусочную, и как раз прибыл автобус с тридцатью голодными пассажирами. Мы бегали втроем как заведенные. Йенсен и я – в закусочной, Лола – на кухне. Все тридцать пассажиров решили пообедать. Я разносил еду и мотался на заправку, чтобы обслужить подъезжавшие машины. Нужно отдать Лоле должное – она работала в поразительном темпе. Никому не пришлось ждать, и каждый получил то, что заказывал.
Наконец, когда автобус ушел, мы смогли перевести дух. Йенсен улыбнулся мне, вытирая пот со лба.
– Мы поставили рекорд, Джек, – сказал он. – Такого еще не было. Без тебя мы бы не справились. Тридцать обедов! Раньше им приходилось довольствоваться только бутербродами.
– Все зависит от повара, – ответил я.
– Да. Ну и жена! В любом случае мы все трое потрудились на славу. Послушай, мы с Лолой займемся посудой, а ты посиди здесь и подежурь у заправки. Сегодня ночью – твоя смена, и надрываться в мастерской нет смысла.
При обычных обстоятельствах я бы обязательно помог им, но сейчас я не мог себя заставить находиться рядом с Лолой. Мне нужно было время подумать. Когда закончилась эта запарка с обедом, я опять ощутил во рту привкус страха.
Выйдя на веранду, я сел и закурил. Едва я начал приходить в себя, как почувствовал чей-то пристальный взгляд. Я обернулся. На веранду вышла Лола и смотрела на меня: ее зеленые глаза метали молнии. К открытому окну подошел Йенсен со стопкой грязных тарелок в руках. Вид у него был встревоженный.
– Чего эта мямля здесь расселась? – В ее крике звучали истеричные нотки. – Он что, больше здесь не работает? Я должна все делать одна?
– Послушай, дорогая, – сказал Йенсен примирительно. – Сегодня его очередь дежурить ночью…
– А мне на это наплевать! – Она повернулась ко мне. – Ступай и вымой посуду. Если кто и будет отдыхать в кресле, так это я! Ступай и отрабатывай то, что тебе платят!
– Лола! – Голос Йенсена прозвучал резко.
Я уже вскочил на ноги и шел на кухню.
– Прошу прощения, миссис Йенсен, как скажете.
– Лола! Прекрати немедленно! Что за тон! Это я сказал ему присмотреть за колонкой, – крикнул Йенсен, наполовину всунувшись в окно.
– Неужели здесь некому меня пожалеть? – закричала она в ответ. – Похоже, я здесь нужна только для вонючей кухни и ради постели.
Она выбежала с веранды и бросилась в дом, хлопнув за собой дверью.
– Она просто замоталась, – сказал я, – и устала. У женщин это бывает. Для них нужна разрядка. Это пройдет, и завтра все будет в порядке.
Йенсен потер подбородок, качая головой и хмурясь.
– Ты так думаешь, Джек? Она раньше никогда себе такого не позволяла. Как считаешь, может, мне пойти успокоить ее?
Я не мог ему сказать, что все это было устроено нарочно, чтобы остаться ночью одной, а когда он уснет – прийти ко мне для разговора.
– Я бы не стал ее беспокоить, мистер Йенсен. Держу пари, завтра все наладится. Она просто устала. Может, займемся посудой?
Он положил мне руку на плечо:
– Ты хороший парень, Джек. Многие бы вышли из себя, если бы с ними разговаривали в таком тоне. Мне было очень стыдно за Лолу. Но ты ведь сам сказал – она устала. Я поговорю с ней об этом завтра. Она, похоже, не понимает, какую помощь ты нам оказываешь.
– Забудем об этом, – сказал я. – Займемся лучше делом.
Затишье для нас наступило лишь в восьмом часу. До этого мы убирались в закусочной, заправляли машины, устранили пару поломок. Лолы не было видно, но где-то после четырех я услышал звук мотора, выглянул в окно и увидел Лолу в зеленом платье, отъезжающей на «меркьюри» в сторону Вентуорта. Это испугало меня. Неужели она поехала в полицию? Я сказал Йенсену, что Лола уехала. Он скривился.
– Она и раньше уезжала, если мы ссорились. Она всегда ездит в кино. Она по нему с ума сходит. Вернется теперь только после одиннадцати. Что ж, управимся одни. Ты умеешь готовить, Джек?
– Да вроде, – ответил я. – Уж с цыплятами-то справлюсь.
Когда я готовил цыплят, а Йенсен – сэндвичи, он дал понять, что с Лолой у них не все гладко.
– Конечно, она молодая женщина, – сказал он, нарезая хлеб. – Первая моя жена была совсем другой. Мы вместе ходили в школу и вместе росли. Когда она умерла, ей было столько же лет, сколько и мне. У Лолы – трудный характер. Я не говорю, что она не работает, – она работает как заведенная, но Эмми – это моя первая жена – никогда бы не позволила себе разговаривать так, как Лола – с тобой. Иногда я себя спрашиваю: может, мне быть с ней построже? Бывает, мне хочется наподдать ей по одному месту, чтобы успокоить. Может, так и следует поступить?
«Это все равно что шлепнуть гремучую змею», – подумал я, но ничего не сказал.
