– Тебе придется уехать, Джек. Оставаться здесь опасно. Она тебя выдаст – можешь не сомневаться.
– Да.
– Я дам тебе денег и можешь забрать фургон. А куда ты собирался бежать?
– В Нью-Йорк. Там я могу затеряться.
– Я дам тебе тридцать тысяч долларов, – сказал Йенсен. – С такими деньгами ты сможешь начать свое дело.
У меня отвисла челюсть.
– Что вы, не надо. Я не могу взять так много. Не думайте, что я неблагодарный, я просто не могу взять эти деньги.
– Ты можешь и возьмешь, – сказал он, глядя мне в глаза. – Один в это путешествие я не поеду. Теперь эти деньги нужнее не мне, а тебе. Я ни к кому в жизни так хорошо не относился, как к тебе, Джек. Ты должен взять деньги. – Он отвернулся. – Мне будет тебя не хватать.
Затем я увидел ее. Она не теряла времени даром: успела переодеться, на ней было уже зеленое платье. Глаза на ее бледном лице лихорадочно блестели. В правой руке она держала револьвер сорок пятого калибра, черное дуло которого смотрело прямо на нас.
Глава седьмая
I
Какое-то время в комнате стояла тишина, которую нарушало только тиканье часов на камине и частое прерывистое дыхание Лолы. Йенсен переводил взгляд с нее на револьвер и снова на нее и не мог поверить своим глазам.
– Ты что, Лола…
– Не двигайся! – Ее голос звучал резко. – Деньги забираю я! Он не получит ни цента!
– Лола! Ты сошла с ума! Убери револьвер – он заряжен!
– Не двигайся и слушай внимательно. Мне надоела такая жизнь. Я сыта по горло и тобой, и твоим уголовником! Я уезжаю и забираю деньги с собой. И не думайте, что вам удастся мне помешать.
Лицо Йенсена окаменело.
– Постыдись, что ты говоришь! Эти деньги были для нас обоих. Я надрывался тридцать пять лет, откладывая по центу, и не тебе их забирать! Убери револьвер и перестань дурить!
– Я забираю деньги! Если ты мне помешаешь, я сообщу полиции, что ты укрывал беглого преступника, и еще скажу, что ты не платил с этих денег налогов. Уйди с дороги или тебе же будет хуже!
Йенсен с багровым от ярости лицом вскочил на ноги.
Я стоял возле открытого сейфа. Мне не нравилось, как она размахивала револьвером во время разговора.
– Пора поставить тебя на место, женщина, – сказал Йенсен. – Я слишком много тебе позволял. Тебя надо просто запереть, и я это сделаю!
– Осторожно! – крикнул я, толкнув дверцу сейфа коленом. Она захлопнулась с громким щелчком. Ее лицо перекосилось от бессильной ярости. Она достаточно знала о сейфе, чтобы сообразить, что он закрывается автоматически.
Йенсен уже почти дотянулся до нее, когда прогремел выстрел, от грохота которого зазвенели стекла. Я в ужасе посмотрел на него.
Какое-то мгновение Йенсен стоял неподвижно, затем его огромное тело начало оседать. Он падал медленно, опрокидывая стулья, и под тяжестью его тела пол вздрогнул. Лола закричала и выронила револьвер. Она закрыла лицо руками и отвернулась.
Меня била нервная дрожь. Я наклонился над Йенсеном. На левом боку расплывалось красное пятно. Выстрел был роковым – смерть наступила мгновенно. Я не мог в это поверить. Я взял его руку в свою, глядя в стекленеющие глаза.
– Ты убила его!
Она всхлипнула и выбежала из комнаты. Дверь ее спальни с грохотом захлопнулась. Я стоял на коленях перед Йенсеном, не зная, что предпринять. Звонить в полицию я не мог. А если Лола заявит, что это я убил его? Она это запросто может сделать, чтобы спасти свою шкуру. Она может им рассказать, кто я такой, и им не надо будет никаких других доказательств, раз уж я бежавший из Фарнуорта преступник.
Неожиданно я услышал скрип тормозов и нетерпеливый гудок. Жалюзи в гостиной были опущены, и снаружи свет в комнате заметить было нельзя. Если я не появлюсь, причем достаточно быстро, они могут отправиться на поиски, заглянуть сюда и увидеть мертвого Йенсена на полу. При выходе моя нога зацепила револьвер. Я поднял его и сунул в карман. Распахнув дверь, я вышел к колонке.
Около нее стоял большой «крайслер» – роскошная машина ручной сборки. На переднем сиденье была белокурая женщина, а водитель – немолодой, плотный мужчина – вылезал из машины.
– Заправь бак, – сказал он, когда я подошел. – И мы голодны.
Я был как в тумане. До меня не доходило, что он говорил, и я начал машинально заправлять бак.
– Эй, ты что – оглох? – сказал мужчина, повышая голос. – Мы голодны!
– Прошу прощения, закусочная закрыта.
Я хотел поскорее их выпроводить, но это был один из тех бесцеремонных богатеев, что поступают только по-своему.
– Так открой ее, черт побери! Мы хотим есть, а твоя работа – кормить людей!
– Мне очень жаль, сэр, но закусочная закрыта, – ответил я, завинчивая крышку бака.
– Эта забегаловка принадлежит тебе?
– Нет.
– А где хозяин? Я поговорю с ним, чтобы он открыл эту чертову закусочную!
– Гарри, дорогой… – неуверенно начала белокурая женщина.
Он повернулся к ней:
– Не вмешивайся! Я сам разберусь. Я поговорю с хозяином. Я никогда не теряю времени на разговоры с работающим по найму персоналом.
Увидев, что он направился к дому, я встревожился.
– Хорошо, хорошо, – сказал я, нагоняя его. – Я что-нибудь приготовлю. Хозяин спит.
Он остановился, разглядывая меня:
– Я хочу пожаловаться на тебя!
– Я что-нибудь приготовлю, – повторил я и, открыв дверь закусочной, зажег свет. Я услышал, как он выговаривает жене:
– Пошли же, что ты расселась? Ведь ты сама говорила, что хочешь есть!
Они вошли вслед за мной и расположились за одним из столов.
– Что у вас есть?
– Сэндвичи с курицей или холодный ростбиф, – ответил я. Одна мысль о еде вызывала у меня тошноту.
– Курицу, и побыстрей! И вымой руки, прежде чем брать хлеб.
Я вошел на кухню. На столе стояла бутылка виски. Я взял ее и отпил большой глоток, затем достал из холодильника курицу и нарезал хлеб. Подогрев кофе, я поставил все на поднос и вышел с ним в зал.
Мужчина недовольно буркнул что-то и принялся за сэндвичи. Вдруг меня прошиб холодный пот, и тошнота подступила к самому горлу. Мне не следовало пить виски. Я почувствовал, что если не выйду на воздух, то могу потерять сознание, так мне было плохо. Я пробормотал что-то насчет машины и быстро вышел. Горячий ночной воздух меня не освежил. Едва я зашел за угол закусочной, как меня вырвало. Через несколько минут я начал приходить в себя. Сев на землю и облокотившись о стену, я обхватил голову руками и начал думать.