Он снова кивнул в направлении вершины холма, словно не хотел говорить вслух то, о чем думал.
Колльберг недолюбливал Гюнвальда Ларссона, но сейчас понимал его.
– Гм, это возможно, – сказал он.
Гюнвальд Ларссон нерешительным голосом спросил:
– Это секс?
– Похоже на то.
– В таком случае, вряд ли это с тем будет иметь что-то общее.
– Вероятно.
Из-за веревочного ограждения к ним вышел Рённ, и Гюнвальд Ларссон мгновенно спросил:
– Это секс?
– Да, – ответил Рённ. – Похоже на то. Наверняка.
– В таком случае, вряд ли это с тем будет иметь что-то общее.
– С чем?
– С ограблением.
– Что-нибудь обнаружили? – спросил Колльберг.
– Почти ничего, – сказал Рённ. – Все следы смыл дождь. Она вся промокла.
– Тьфу, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Тьфу, это отвратительно. Два сумасшедших и словно сорвались с цепи на одном и том же месте. Причем один хуже другого.
Он быстро повернулся и пошел к автомобилю. Последнее, что они услышали от него, было:
– Черт возьми, ну и работенка.
Рённ несколько секунд смотрел ему вслед и потом тихо сказал:
– Может, ты подойдешь к нам туда на минутку?
Колльберг тяжело вздохнул и перешагнул через веревочное ограждение.
Мартин Бек вернулся в Стокгольм только в субботу к вечеру, за день до того, как должен был снова приступить к работе. Ольберг проводил его на вокзал.
В Халсберге у него была пересадка, и он купили там вечерние газеты. Засунул их в карман пиджака и вытащил только тогда, когда удобно сидел в гётеборгском экспрессе.
Он посмотрел на первую страницу и вздрогнул. Кошмар начался.
Для него на несколько часов позже, чем для всех остальных. Но только и всего.
IX
Есть минуты и ситуации, которых человек любой ценой хочет избежать, однако ему все же это не удается. Очевидно, полицейские попадают в такие ситуации чаще чем остальные люди и, вне всякого сомнения, с некоторыми полицейскими это происходит чаще чем с другими их коллегами.
Такой ситуацией являлся допрос женщины по имени Карин Карлсон, спустя менее двадцати четырех часов после того, как она узнала, что ее восьмилетнюю дочь задушил убийца-извращенец. Одинокую женщину, которая, несмотря на уколы и таблетки, совершенно не успела прийти в себя после потрясения и которая свою абсолютную апатию проявляла в том, что по-прежнему ходила в том же коричневом хлопчатобумажном платье-халате и тех же босоножках, которые были на ней, когда за сутки перед тем к ней в дверь позвонил толстый полицейский, которого она никогда раньше не видела и уже, наверное, никогда не увидит.
Этот человек – криминальный комиссар государственной комиссии по расследованию убийств, и он знает, что разговор нельзя отложить, и тем более он не может избежать этого разговора, потому что кроме этой единственной свидетельницы не существует ни единой зацепки, ни единой улики. Хотя протокол вскрытия еще не готов, но этот человек знает в общих чертах, что в нем будет написано.
Двадцать четыре часа назад Мартин Бек сидел на корме катера и вытаскивал сети, которые они с Ольбергом поставили рано утром. А теперь он стоял в кабинете управления полиции на Кунгсхольмсгатан, правым локтем опирался на металлический шкафчик и так скверно себя чувствовал, что ему даже не хотелось сесть.
Они договорились, что будет уместнее всего, если допрос проведет женщина, старший криминальный ассистент из отдела полиции нравов. Ей было лет сорок пять, звали ее Сильвия Гранберг, и для выполнения этой задачи она, в определенном смысле, очень хорошо подходила. Сидя напротив женщины в коричневом платье, она выглядела так же безучастно и невозмутимо, как и магнитофон, который она только что включила.
Когда она выключила магнитофон спустя сорок пять минут, в ней не было заметно никаких видимых изменений, а ее голос за все это время ни разу не дрогнул. Мартину Беку представилась возможность убедиться в этом еще раз, когда через несколько минут он с Колльбергом и несколькими другими сотрудниками прослушивал ленту.
ГРАНБЕРГ: Фру Карлсон, я знаю, что для вас это очень тяжело, но к сожалению, мы вынуждены задать вам несколько вопросов.
СВИДЕТЕЛЬНИЦА: Да.
Г.: Вас зовут Карин Элизабет Карлсон.
С.: Да.
Г.: Когда вы родились?
С.: Седьмо… девять…
Г.: Пожалуйста, поворачивайте голову к микрофону, когда говорите. Хорошо?
С.: Седьмого апреля одна тысяча девятьсот тридцать седьмого года.
Г.: Гражданское состояние?
С.: Что… я…
Г.: Я имею в виду, вы незамужняя, замужем или в разводе.
С.: Я в разводе.
Г.: Как давно вы развелись?
С.: Шесть лет… почти семь.
Г.: Как зовут вашего бывшего мужа?
С.: Сигвард Эрик Бертил Карлсон.
Г.: Где он живет?
С.: В Мальмё… то есть я хочу сказать, он туда приписан… по крайней мере, я так думаю.
Г.: Думаете? Вы точно не знаете?
МАРТИН БЕК: Он моряк, плавает. Пока что нам не удалось его найти.
Г.: Ваш бывший муж платил алименты на свою дочь?
М. Б.: Естественно, но оказалось, что уже несколько лет он ничего не платил.
С.: Он не очень любил Еву.
Г.: Вашу дочь звали Ева Карлсон. Еще одного имени у нее не было?
С.: Нет.
Г.: Она родилась пятого февраля одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года?
С.: Да.
Г.: Пожалуйста, попытайтесь рассказать нам как можно точнее, что произошло в пятницу вечером.
С.: Что произошло… ничего не произошло. Ева… пошла на улицу.
Г.: В котором часу?
С.: Было чуть позже семи. Она смотрела телевизор, а потом мы ужинали…
Г.: В котором часу вы ужинали?
С.: В шесть. Мы всегда ели в шесть часов, когда я приходила домой. Я работаю на фабрике, где изготовляют абажуры… и захожу за Евой в группу продленного дня, когда иду домой. Она сама ходит туда после школы… а по дороге домой мы вместе делаем покупки.
Г.: Что она ела за ужином?
С.: Котлеты… можно, я выпью немного воды?
