– Не сердитесь…
– Сами понимаете, все уехать не могут, – продолжила женщина. – Даже если бы захотели.
– Вы не знаете, куда они уехали? – спросил Колльберг.
– Нет, но в пятницу утром они вернутся. Ну, а потом снова куда-нибудь поедут.
Она посмотрела на него и объяснила:
– У них ведь начинается отпуск.
– Значит, герр Оскарсон дома?
– Ну, он будет дома вечером. Вы можете ему позвонить.
– Мы так и сделаем, – сказал Мартин Бек.
Девочка начала сердиться и тащила маму за юбку.
– С детьми прямо сладу никакого нет, – пожаловалась женщина. – Потому что мы боимся выпускать их на улицу, чтобы они там играли.
– Наверное, их лучше не выпускать.
– Но ведь надо что-то делать, – продолжала тараторить она, – а дети иногда капризничают и не слушаются.
– К сожалению, да.
Они молча спустились в лифте и молча ехали по городу, осознавая, насколько они бессильны и какие противоречивые чувства испытывают к обществу, которое призваны защищать.
Они свернули к Ванадислундену, где их остановил полицейский, не узнавший ни их, ни служебный автомобиль. В парке никого не было видно, кроме нескольких детей, играющих там, несмотря на случившееся. И, конечно же, неутомимых зевак.
На пересечении Оденгатан и Свеавеген Колльберг заявил:
– Я хочу пить.
Мартин Бек кивнул. Они остановились, вошли в ресторан «Метрополь» и заказали по бокалу сока.
Кроме них, в баре сидели еще двое мужчин. Пиджаки они положили на соседние стулья, и это нарушение хорошего тона доказывало, что на улице действительно небывалая жара. Мужчины пили шотландское виски и разговаривали.
– Все это из-за того, что сегодня не наказывают как следует, – утверждал более молодой из них. – Следовало бы публично линчевать.
– Это ясно, – заявил старший.
– Грустно, что приходится такое говорить, но это единственное, что остается делать.
Колльберг открыл рот и собрался что-то сказать, но тут же передумал и залпом выпил целый бокал сока.
Мартин Бек услышал это же мнение в тот день еще раз. В табачной лавке, куда он зашел купить пачку «Флориды». Покупатель, стоящий перед ним, говорил:
– …знаете, что они должны сделать, когда схватят этого негодяя? Его следовало бы публично казнить, причем показать все по телевизору и не делать этого за один раз. Нет, постепенно разрубить его на кусочки и делать это в течение нескольких дней.
Когда он ушел, Мартин Бек спросил продавца:
– Кто это был?
– Его фамилия Ског, – ответил продавец. – У него неподалеку мастерская по ремонту радиоаппаратуры. Очень достойный господин.
Возвращаясь в управление, Мартин Бек думал о том, что в конце концов не так уж и давно были времена, когда ворам отрубали руки. Но ведь все равно воровали. И еще как.
Вечером он позвонил отцу Бу Оскарсона.
– Ингрид с детьми? Я отправил их к ее родственникам в Эланд. Нет, туда нельзя позвонить.
– Когда они вернутся?
– В пятницу утром. А вечером мы сядем в автомобиль и уедем за границу. Черт возьми, не стану же я оставлять их здесь. Здесь страшно.
– Да, – устало сказал Мартин Бек.
Все это произошло во вторник, тринадцатого июня.
В среду не произошло ничего. Жара усилилась.
XIII
В четверг, сразу после одиннадцати, кое-что произошло. Мартин Бек стоял в позе, к которой он привык в последнее время, и опирался правым локтем на металлический шкафчик. Он услышал, как звонит телефон (как минимум уже в семидесятый раз за этот день) и Гюнвальд Ларссон ответил:
– Да, Ларссон слушает. Что? Да, уже бегу вниз:
Он встал и сказал Мартину Беку:
– Это дежурный. Внизу какая-то девушка, она утверждает, что якобы что-то знает.
– О чем?
Гюнвальд Ларссон уже стоял в двери.
– Об этом грабителе.
Через минуту фрёкен сидела у стола. Ей было не больше двадцати лет, но выглядела она старше. На ней были фиолетовые узорчатые чулки, туфельки на высоких каблуках и нечто такое, что этим летом называли миниюбкой. Ее декольте заслуживало внимания, то же самое относилось к пепельным обесцвеченным волосам, огромным накладным ресницам и не слишком скромному слою косметики вокруг глаз. Ротик у нее был маленький и капризный, а грудь смело приподнята бюстгальтером.
– Так что же вы знаете? – немедленно набросился на нее Гюнвальд Ларссон.
– Кажется, вы хотели что-нибудь узнать об этом субъекте из Ваза-парка и Ванадислундена, не так ли? – высокомерно произнесла она. – По крайней мере, я что-то такое слышала.
– Если это не так, зачем же вы пришли сюда?
– Эй, послушайте, не злите меня.
– Ну, так что же вы знаете? – заорал Гюнвальд Ларссон.
– Вы неприятный человек, – заявила фрёкен, – Не понимаю, почему все легавые должны быть такими грубиянами.
– Если вы думаете, что получите вознаграждение, то вы ошибаетесь, – сказал Гюнвальд Ларссон.
– Чихать я хотела на ваши деньги, – заявила фрёкен.
– Зачем же вы пришли к нам? – как можно тише спросил Мартин Бек.
– У меня хватает денег, – добавила она.
Было ясно, зачем она пришла сюда, по крайней мере отчасти, – устраивать сцены, и в этом намерении ее вряд ли сможет что-то поколебать. Мартин Бек видел, как на лбу у Гюнвальда Ларссона вздуваются вены. Фрёкен сказала:
– Я зарабатываю больше вас всех, вместе взятых.
– Да, в полиц… – начал Гюнвальд Ларссон, но вовремя остановился и сказал: – О том, как вы зарабатываете себе на жизнь, нам лучше не говорить вслух.
– Если вы еще раз скажете что-то подобное, я встану и уйду.
– Вы никуда не уйдете, – сказал Гюнвальд Ларссон.
– Разве мы не живем в свободной стране? Я думала, у нас демократия или как она там называется.
– Зачем вы пришли к нам? – уже не так тихо, как перед этим, спросил Мартин Бек.
– А вы бы хотели это знать, да? Вижу, что вы насторожили уши. Я бы с удовольствием встала и ушла, не сказав вам ни словечка.
Лед сломал наконец Меландер. Он поднял голову, вынул изо рта трубку, впервые посмотрел на девушку и спокойно сказал:
– Ну так скажите нам об этом, фрёкен.
– О том, из Ваза-парка и Ванадислундена и…
– Да, если вы действительно о нем что-то знаете, – сказал Меландер.
