Мартин Бек, сидевший с прижатой к уху телефонной трубкой, раздраженно взглянул на него, а Кольберг угрюмо проворчал:
— Ничего себе! Сам думай на голодный желудок — увидишь, насколько это приятно.
Невозможность вовремя поесть была одним из того немногого, что могло испортить Кольбергу настроение. А так как сегодня он уже целых три раза подряд не поел вовремя, то был основательно зол. Кроме того, глядя на довольное лицо Гунвальда Ларссона, он подозревал, что тот за время своего отсутствия в кабинете успел что-то перекусить, и эта мысль окончательно добивала его.
— Где ты был? — подозрительно поинтересовался он.
Гунвальд Ларссон не ответил. Кольберг наблюдал, как тот усаживается за письменный стол.
Мартин Бек положил трубку.
— Ты чего сердишься? — спросил он. Потом встал, собрал свои записи и подошел к Кольбергу. — Звонили из лаборатории, — сказал Мартин Бек. — Они насчитали там шестьдесят восемь отстрелянных гильз.
— Какого калибра? — спросил Кольберг.
— Того, который мы и предполагали. Девятимиллиметровых. Все говорит за то, что шестьдесят семь выстрелов было сделано из одного оружия.
— А шестьдесят восьмой?
— Из «вальтера» калибра 7,65.
— Выстрел Кристианссона в крышу, — констатировал Кольберг.
— Точно.
— Следовательно, выходит, что, судя по всему, стрелял только один сумасшедший, — сказал Гунвальд Ларссон.
— Точно, — подтвердил Мартин Бек.
Он подошел к схеме и в том месте, где была изображена задняя, самая широкая дверь, нарисовал кружок.
— Да, — сказал Кольберг. — Он должен был стоять здесь.
— Это объясняет, почему…
— Что? — спросил Гунвальд Ларссон.
Мартин Бек не ответил.
— Что ты хотел сказать? — спросил Кольберг. — Что это объясняет?
— Почему Стенстрём не успел выстрелить, — ответил Мартин Бек.
Они удивленно посмотрели на него.
— А-а… — протянул Гунвальд Ларссон.
— Да-да, вы правы, — задумчиво проговорил Мартин Бек, потирая двумя пальцами переносицу.
Хаммар толкнул дверь кабинета и влетел внутрь, сопровождаемый Эком и представителем прокуратуры.
— Восстановим ситуацию, — энергично заявил он. — Отключите телефоны. Вы готовы?
Мартин Бек грустно посмотрел на него. Точно так же обычно врывался Стенстрём — неожиданно и без стука. Почти всегда. Это страшно раздражало.
— Что там у тебя? — спросил Гунвальд Ларссон. — Вечерние газеты?
— Да, — ответил Хаммар. — Очень ободряющие.
Он разложил газеты и неприязненно уставился на них. Заголовки были крупные, однако сами тексты — довольно короткие.
— Цитирую, — начал Хаммар. — «Это — преступление века», — утверждает опытный специалист по раскрытию убийств Гунвальд Ларссон из стокгольмской уголовной полиции и добавляет: «Это самое ужасное зрелище из тех, которые мне когда-либо приходилось видеть в своей жизни!!» Два восклицательных знака!
Гунвальд Ларссон откинулся на спинку стула и недовольно свел брови.
— Ты оказался в хорошей компании, — продолжил Хаммар. — Министр юстиции тоже высказался: «Нужно остановить эту волну беззакония и преступности. Полиция мобилизовала все свои ресурсы с тем, чтобы немедленно поймать убийцу». — Он оглядел присутствующих и сказал: — Вот это и есть все ресурсы.
Мартин Бек потер нос.
— «Уже сейчас сотня наиболее способных специалистов криминальной полиции со всей страны принимает непосредственное участие в расследовании, — продолжил Хаммар, показав на одну из газет. — Такого размаха еще не знала история криминалистики страны».
Кольберг шумно вздохнул и схватился за голову.
— Политики, — буркнул себе под нос Хаммар. Он швырнул газеты на стол и спросил: — Где Меландер?
— Разговаривает с психологами, — ответил Кольберг.
— А Рэнн?
— В больнице.
— Есть оттуда какие-нибудь новости?
Мартин Бек покачал головой и ответил:
— Его еще оперируют.
— Итак, приступаем к реконструкции ситуации, — сказал Хаммар.
Кольберг порылся в своих бумагах и начал:
— Автобус выехал с Белльмансру приблизительно в десять часов.
— Приблизительно?
— Весь график движения городского транспорта был нарушен из-за заварухи на Страндвеген. Автобусы либо простаивали в пробках, либо их не пропускала полиция, и опоздания были такими большими, что водители получили указание не следовать графику и, добравшись до конечной остановки, сразу возвращаться.
— По радио?
— Да. Указания для водителей сорок седьмого маршрута передали на FM-волнах сразу после девяти часов.
— Продолжай.
— Мы рассчитываем на то, что наверняка найдутся пассажиры, которые проехали какой-нибудь отрезок пути именно этим автобусом. Однако пока нам не удалось установить ни одного контакта с такими свидетелями.
— Они объявятся, — успокоил Хаммар. Он указал на газеты и добавил: — После всего этого.
— Часы Стенстрёма остановились в двадцать три часа три минуты и тридцать семь секунд, — монотонно продолжил Кольберг. — Есть основания полагать, что это точное время, когда раздались выстрелы.
— Первый или последний? — спросил Хаммар.
— Первый, — сказал Мартин Бек.
Он повернулся к висящей на стене схеме салона автобуса и указал пальцем на кружок, который нарисовал минуту назад.
— Мы считаем, что тот, кто стрелял, стоял именно здесь, на площадке у двери.
— Почему сделано такое предположение?
— Исходя из направления полета пуль и положения стреляных гильз относительно тел.
— Понятно. Продолжайте.
— Мы также считаем, что убийца дал три очереди. Сначала — вперед, слева направо, поразив нескольких человек, сидевших в передней части салона, тех, которые на схеме обозначены номерами один, два, три, восемь и девять. Номер один — это водитель, номер два — Стенстрём.
— А потом?
— Потом он обернулся, скорее всего, направо и сделал следующую очередь в тех, кто сидел сзади. Причем опять-таки стрелял слева направо. При этом он застрелил номера пять, шесть, семь и ранил номер четыре, то есть Шверина. Шверин лежал навзничь в проходе сзади. Мы объясняем это тем, что он сидел на продольном сиденье автобуса, слева от выхода, и успел встать. Поэтому его зацепил последний выстрел.
— А третья очередь?
— Она была сделана снова вперед, — сказал Мартин Бек. — На этот раз — справа налево.
