Нурдин обнял ее за широкие плечи и подвел поближе.
— Прошу вас хорошенько присмотреться, — тихо произнес он. — Присмотреться и сказать, узнаете ли вы его.
Прикрыв рукой рот, она смотрела на голое тело.
— А что с его лицом? — спросила она. — Я могу увидеть лицо?
— Будет лучше, если вы сможете обойтись без этого, — сказал Мартин Бек. — Вы и без этого можете его узнать.
Белокурая Малин опустила руку и кивнула.
— Да, это Ниссе. Вон тот шрам и… Да, это он.
— Благодарю вас, фрекен Русен, — произнес Мартин Бек. — А теперь мы приглашаем вас на чашку кофе в управление полиции.
Сидя в такси рядом с Нурдином, Белокурая Малин время от времени бормотала:
— О боже, это что-то ужасное.
Мартин Бек и Нурдин организовали кофе с булочками. Через минуту к ним присоединились Кольберг, Меландер и Рэнн.
Малин вскоре пришла в себя, и можно было заметить, что она оживилась не только от кофе, но и от того уважения, которое ей выказывали. Она охотно отвечала на вопросы, а перед уходом пожала им руки и заявила:
— Я никогда не подумала бы, что лега… что полицейские могут быть такими мировыми парнями.
После того как дверь за ней закрылась, они с минуту переваривали полученный комплимент, потом Кольберг сказал:
— Ну, мировые парни! Подведем итоги?
Они подвели итоги.
Нильс Эрик Ёранссон.
Возраст: 38–39 лет.
С 1965 года без постоянного места работы.
С марта по август 1967 года жил у Магдалены Русен (Белокурой Малин) на Арбетаргатан, 3, на Кунгсхольмене.
Позднее, примерно до октября, — у Суне Бьёрка в Сёдере.
Место жительства в последние недели перед смертью не установлено.
Наркоман. Курил, глотал и впрыскивал себе любой наркотик, какой удавалось раздобыть. Возможно, также торговал наркотиками.
Был болен гонореей.
Магдалена Русен видела его в последний раз третьего или четвертого ноября возле ресторана «Дамберг». В тот день на нем были те же самые костюм и плащ, что и 13 ноября.
Всегда, как правило, был при деньгах.
23
Таким образом, Нурдину, первому из всей бригады, занимавшейся расследованием убийств в автобусе, удалось раскопать нечто такое, что при достаточном желании можно было назвать положительным результатом. Однако даже здесь мнения разделились.
— Ну хорошо, — сказал Гунвальд Ларссон, — теперь нам известна фамилия того подозрительного типа. А что дальше?
— Так-так, — задумчиво пробормотал Меландер.
— Что это ты там бормочешь?
— Ёранссон никогда ни на чем не попадался, но фамилия мне кажется знакомой.
— Вот как?
— По-моему, она фигурировала в каком-то деле. Я с ним не разговаривал и наверняка даже не видел его. Но где-то мне уже попадалось это имя — Нильс Эрик Ёранссон.
Попыхивая трубкой, Меландер рассеянно смотрел прямо перед собой.
Гунвальд Ларссон размахивал своими огромными ручищами, разгоняя дым. Табачный дым раздражал его.
— Меня больше интересует эта свинья Ассарссон, — сказал он.
— Я вспомню, — пообещал Меландер.
— Конечно. Если раньше не умрешь от рака легких.
Гунвальд Ларссон встал и подошел к Мартину Беку.
— Откуда этот Ассарссон брал деньги?
— Не знаю.
— А чем занимается его фирма?
— Импортирует разные товары. Все, что приносит прибыль: от подъемных кранов до искусственных елок.
— Искусственных елок?
— Да, этот товар сейчас пользуется большим спросом.
— Я навел справки о сумме налогов, которые уплатили эти господа и их фирма за последние несколько лет.
— Ну?
— Она составляет примерно треть от того, что должны платить ты или я. И когда я вспоминаю, как выглядит квартира вдовы, то…
— То что?
— У меня появляется чертовское желание произвести обыск у них в офисе.
— На каком основании?
— Не знаю.
Мартин Бек пожал плечами. Гунвальд Ларссон направился к двери. На пороге он сказал:
— Этот Ассарссон был хитрой лисой. И его братец наверняка не лучше.
В дверях появился Кольберг. Он выглядел уставшим и невыспавшимся. Глаза у него были красные.
— Чем ты занимаешься? — спросил Мартин Бек.
— Слушаю магнитофонную запись допроса Биргерссона. Того самого, убившего свою жену. Его вел Стенстрём. Я всю ночь просидел над этим.
— И что?
— Ничего. Абсолютно ничего. Если, конечно, я чего-то не упустил.
— Всегда есть такая вероятность.
— Очень ценное замечание, — заметил Кольберг, закрывая за собой дверь.
Мартин Бек облокотился на стол и подпер голову руками.
Была пятница, восемнадцатое декабря. Прошло уже двадцать пять дней, а расследование, по существу, стояло на месте. Более того, появились определенные признаки того, что оно разваливается. Каждый цеплялся за любую мелочь, как утопающий хватается за соломинку.
Меландер размышлял над тем, где и когда он слышал имя Нильса Эрика Ёранссона.
Гунвальд Ларссон ломал себе голову над источниками доходов братьев Ассарссон.
Кольберг пытался выяснить, каким образом психически не совсем нормальный убийца жены по фамилии Биргерссон мог на что-то натолкнуть Стенстрёма.
Нурдин пытался установить связь между Ёранссоном, массовым убийством и гаражом в Хегерстене.
Эк настолько углубился в изучение устройства красного двухэтажного автобуса, что теперь с ним можно было разговаривать только об электрической схеме и расположении дворников на лобовом стекле.
Монссон систематически допрашивал всю арабскую диаспору Стокгольма, проникшись убежденностью Гунвальда Ларссона в том, что Мохаммед Бусси мог играть ключевую роль в этом деле, так как был алжирцем.
Сам Мартин Бек думал о Стенстрёме. О том, что, возможно, он за кем-то следил и этот человек застрелил его. Но эта гипотеза не выглядела убедительной. Разве позволил бы такой опытный полицейский застрелить себя человеку, за которым он следил? И к тому же в автобусе?
Рэнн не мог не думать о том, что же все-таки сказал Шверин в больнице за несколько секунд до смерти.
Именно в эту пятницу днем у него состоялся разговор со звукооператором шведского радио. Звукооператор попытался проанализировать записанные звуки. Это заняло много времени, но он все же справился с заданием.
