Другими словами, настоящий король.
Осознание правды привело Шону в смятение. Ее обдало жаром.
– Ты вольна уехать, когда захочешь, – сказал ей король Малак тем же тоном, который напомнил ей, что он действительно закончил обсуждать этот вопрос, на случай, если у нее остались какие-либо сомнения. – Я прикажу страже сопроводить тебя до королевского аэродрома и доставить обратно, как ты только пожелаешь. Но Майлз останется здесь.
Конечно же, Шона тоже осталась. У нее другого выбора не было.
А так как она осталась, ей пришлось играть роль, которую она никогда не хотела играть. Никто не спросил о ее чувствах по этому поводу.
Каждое утро ее будила Ядира, и они занимались одним и тем же. Ядира выкладывала одежду, подобающую королеве, а Шона игнорировала ее и направлялась в гардеробную, чтобы найти что-нибудь похожее на джинсы и футболку. Для этого приходилось перебирать огромное количество туник и брюк. Затем Ядира делала вид, что не возражает, подавая Шоне и Майлзу завтрак у одного из фонтанов в их просторных покоях.
Со временем Шона уяснила: если зажмуриться, то утро ничем не будет отличаться от тех, что она делила с Майлзом дома. Они вдвоем часто завтракали вместе, а затем занимались своими делами. Только раньше ей приходилось торопливо завтракать холодным кофе, который она не успевала разогреть в микроволновке, а затем, пока Майлз был в детском саду, бежать на работу, чтобы свести концы с концами. Теперь же она за завтраком могла насладиться едой и крепким кофе. Майлз тоже занимался тем, что ему нравилось: проводил все время со своими нянями, которые стали давать ему уроки после того, как Шона заявила, что ему нужно больше порядка.
– Няньки уделяют ему особое внимание, все они хорошо обучены основам детского развития, – сказал Малак, когда Шона во время одной из трапез пожаловалась ему на то, что Майлза балуют. – Такое же образование я получил в его возрасте, и, конечно же, было много игр. У тебя есть веские опасения по поводу его образования, Шона? Или тебе просто не нравится терять контроль над происходящим?
Она не осмелилась ответить так, как ей хотелось.
У нее был свой «ужас» – уроки этикета, как их называла Ядира. Шона должна была посещать их ежедневно.
– Я не нуждаюсь в уроках, – с яростью заявила она.
– Хочешь ты того или нет, но ты должна заниматься, если желаешь остаться здесь, – ответил Малак.
Шона по-прежнему отказывалась с ним есть. Стоя в центре его личной столовой – раскиданные подушки, мерцающие свечи, двери балкона открыты в ночь, – она категорически отказывалась сесть, считая, что своим упрямством у нее получится его доконать. Жаркий блеск в его глазах она интерпретировала как победу.
– А можешь завтра же улететь в Новый Орлеан. Твой ход.
– Ты когда-нибудь устаешь угрожать?
Малак улыбнулся.
– Я – король, Шона. Я не угрожаю. Мои желания – это приказы, а мои предпочтения – закон.
А это означало, что Шоне пришлось страдать от дурацких уроков, по каким бы дисциплинам они ни были. Спустя неделю она не могла сказать, кто больше ненавидел эти уроки – она или ее наставники.
– Вы должны хотя бы попытаться, – говорили они ей.
– Я не хочу пытаться, – отвечала она. А потом улыбалась так, как научилась улыбаться туристам, чтобы получить хорошие чаевые. Однако вскоре она заметила, что наставники слишком опытны, чтобы терять самообладание в ее присутствии.
Количество всего, от чего Шона отказывалась, росло с каждым днем. Она отказывалась учить, какую вилку использовать за столом. Не желала учиться носить шарфы и мантии, которые выкладывали перед ней, так как не хотела походить на местных жителей. Не хотела обращать внимание на мельчайшие детали, из которых состояло то искусство дипломатия, которым должна была владеть королева, – не хотела потому, что отказывалась становиться королевой. Ей было неинтересно учиться правильно ходить, как быть привлекательной, как обращаться к главам государств и так далее.
Да, она присутствовала на уроках. Она даже высиживала на них. Но это не означало, что она была прилежной ученицей. Точно так же она вела себя в тех школах, где оказывалась, когда скиталась по приемным семьям.
Одну вещь Шона знала точно: нет ничего хуже, чем стараться ради того, что через мгновение могут отнять по прихоти. Поэтому лучше не стараться, и тогда тебе не разобьют сердце.
– Вы так опозорите короля, – предупреждали ее учителя с тревогой в голосе.
– Ничего страшного, – спокойно отвечала она.
Что касается Майлза, тот расцвел.
Ему нравился дворец и то, что у него наконец-то есть папа. Майлз беззаботно и всем сердцем полюбил отца, и как бы Шона ни ненавидела свое положение, этот факт она не могла игнорировать. Майлз любил своих многочисленных нянек и учителей, а они в нем души не чаяли, как будто он был самым восхитительным ребенком на свете. Он интересовался всем новым, а потом говорил об этом весь день. У него появился дедушка – печальный старик, который переживал из-за смерти жены. Он передвигался по дворцу словно призрак и едва отвечал на вежливые приветствия. Одним словом, Майлз был в порядке и счастлив. Он отлично вписался в окружающий его мир.
Только у Шоны вписаться не получалось. И она все время… злилась. И объясняла свою озлобленность тем, что так ведет себя любой сирота, где бы он ни оказался. Она выжила во всех приемных семьях, говорила она себе. Выживет и здесь.
– Когда закончится твое противостояние? – как-то вечером спросил ее Малак.
Он сделал их совместные трапезы еще более мучительными, решив, что они будут есть все вместе, как семья. Шона не могла понять, почему в ней так странно отзывается слово «семья», которое никогда ничего для нее не значило. Пока рядом был Майлз, она вынужденно прикусывала язык и притворялась, будто все в порядке. И у нее почти получалось. Но в тот момент, когда за Майлзом приходили его любимые няньки и забирали его, она вставала, занимала боевую стойку и отказывалась принимать участие во всем, что не касалось пользы для ее ребенка.
– А когда ты прекратишь делать вид, что я когда-нибудь стану твоей королевой? – вопросом на вопрос ответила Шона. – Только после этого можно ожидать, что мое противостояние прекратится. Не раньше.
– Мне вот интересно узнать, есть ли у тебя какое-либо расписание. – Малак откинулся на груду подушек. Он выглядел слишком непринужденным. – Скажу тебе откровенно, Шона, но это уже становится скучным.
– Боже упаси! Я совсем не хочу утомлять тебя. – Шона закатила глаза. – Что может быть хуже?
– Я могу придумать много вещей и похуже, – вкрадчиво сказал он.
Шона не была дурой и услышала предостережение в его голосе. Но все равно решила его проигнорировать.
– А я не могу, – заявила она.
Это было опрометчиво с ее стороны.
Потому что Малак ей на это улыбнулся.
