А потом одним движением, которое подчеркнуло его грацию и силу, поднялся на ноги.
Сердце Шоны подпрыгнуло куда-то к горлу, по ее спине пробежал холодок.
«Беги», – подсказывал ей внутренний голос, но ноги приросли к полу.
– Что ты делаешь? – сдавленно спросила она, радуясь тому, что хотя бы не заикается.
В улыбке Малака появилась жесткость.
– Мне пришло в голову, что я неправильно действовал, – сказал Малак с тихой яростью, которую Шона смогла прочувствовать каждой своей косточкой.
– Не знаю, что ты имеешь в виду, но…
– Как говорится в пословице? – спросил он, но Шона знала, что этот вопрос риторический. Его глаза горели, а взгляд был жестким и полным страсти. И от этого ей хотелось одного – растаять. – Ласковый теленок двух маток сосет, не так ли?
Но Малак не стал ждать, пока она придумает ответ.
Он просто направился к ней.
Глава 5
Терпение Малака было на исходе.
До сих пор он не знал, что относится к типу людей, у которых есть терпение. Да еще неоднократно испытанное. Раньше никто не пытался тестировать его терпение, потому что он все-таки был принцем, пусть и вторым сыном короля Халии, пусть и оставленным без внимания родных. Кто бы решился на такое?
Но с тех пор, как он вернулся в Халию вместе с Шоной, у него появилось множество возможностей испытывать и тренировать свое терпение.
Сегодняшний вечер ознаменовал конец еще одного дня, который прожило королевство, основанное предками Малака посреди пустыни. Вскоре ему предстояло править им. Он должен был бы беспокоиться о своем народе, о предстоящей коронации, о будущем своей страны, которая не могла вечно полагаться на экспорт нефти.
Но вместо этого он думал только о Шоне.
О той Шоне, которая пять лет назад вошла в бар гостиницы и от вида которой у него перехватило дыхание. Малак отчетливо помнил ее золотое платье, особенно в тот момент, когда дюйм за дюймом снимал его с нее. О том, как она лежала под ним на широкой кровати в номере гостиницы в Новом Орлеане, обхватив ногами его спину.
Тысячи соблазнительных образов из далекого прошлого представали перед ним.
Однако теперь перед Малаком каждый вечер стояла живая Шона. И он обнаружил, что у него больше нет сил ждать, когда он сможет заполучить ее. Он и так ждал достаточно долго.
– Что ты делаешь? – снова спросила Шона. Тревога в голосе только нарастала.
Наконец Малак остановился. Он был сыт по горло ее безрассудным противостоянием – абсурдным упрямством, которому она, казалось, готова была вечно потворствовать. А вот он потворствовать ему не собирался, но одна часть его задавалась вопросом, удастся ли ему приструнить ее, а другая хотела увидеть, надолго ли хватит Шоны в этом обреченном на провал противостоянии.
Возможно, говорил себе Малак, он зря сомневается в ней. Достаточно вспомнить, как она с вызовом смотрела на него своими карими глазами, в то время как большинство людей автоматически отворачивались из уважения к его высокому положению.
Если дать ей волю, думал он, она простоит здесь вечно, сердито глядя на него. И он, Малак, первым не выдержит.
Благодаря Шоне он узнал многие стороны своей натуры. Что он нетерпелив, во всех аспектах. Что он не любит чего-то ждать и не является особым поклонником бунтов. А еще, шагая к Шоне, он вдруг понял, что ему тоже нравится погоня.
У него никогда не было возможности попробовать, что это такое – добиваться женщину. Они сами бросались ему на шею и умоляли уделить им немного внимания.
Но не Шона.
Она пятилась от него, пройдя через всю комнату и выйдя на балкон. Малак неторопливо следовал за ней. Сердце внутри его стучало, словно барабан. Кровь бежала по венам, заставляя его чувствовать себя опьяненным.
– Я и так слишком долго терпел, – сказал Малак, не пытаясь скрыть удовлетворения в голосе, когда она прижалась спиной к каменной балюстраде и, наконец, остановилась. – И должен заметить, я восхищаюсь твоей решимостью.
– Ценю твое восхищение, – ответила Шона, а Малак испытал огромное удовольствие, услышав дрожь в ее голосе. – Но я бы предпочла оценивать его на расстоянии.
– Я оставил тебе дистанцию.
Ей некуда было идти, и он замедлил шаг, но не остановился. Он придвигался все ближе и ближе, пока не отрезал ей все пути к бегству. Позади, за парапетом, не было ничего, кроме раскинувшегося города. Его города. Его царства.
– Я позволил тебе проявить неуважение. Никто другой не осмелился вести себя так, как ты, но тебе я позволил. Если хочешь, можешь поблагодарить меня за великодушие.
Малак видел, как поднимается и опускается грудь Ханны, и любовался ею. Даже сквозь тунику, что была на ней, он видел признаки того, что его близость действует на нее. Решив проверить свое предположение, он наклонился еще ближе и вынудил ее откинуться назад и ухватиться за каменный парапет, чтобы не упасть в пустоту.
Конечно, он не позволил бы ей упасть. Но он считал, что ей не нужно об этом знать. Немного страха и непредсказуемости пойдет ей на пользу.
– Ты хочешь, чтобы я упала и разбилась? – процедила Шона сквозь зубы, что совершенно не звучало как благодарность за проявленное внимание.
– Зачем мне твоя смерть? – спросил Малак почти шепотом. Он был так близко от нее, что мог еще чуть-чуть податься вперед и попробовать ее на вкус, если бы только захотел. – Хотя возможно, ты имеешь в виду «маленькую смерть»
[1]?
– Я предпочла бы не умирать, – сказала Шона напряженным голосом. Казалось, она борется не только с Малаком, но и с собой. – В любом случае и на этом спасибо.
– Объясни мне, чего ты добиваешься своими выходками. – Малак мог бы в любой момент прикоснуться к ней губами. – Ты всегда будешь стоять по стойке смирно, когда мы наедине? Ты всегда будешь отказываться носить одежду, соответствующую твоему положению? Тебе нравится ходить по дворцу в этих странных тряпках, заставляя слуг думать, будто ты сумасшедшая? Когда все это закончится?
Шона заговорила холодным тоном. В глубине души Малак им восхищался.
– Все закончится, когда я вернусь домой. Назад к моей настоящей жизни и подальше от этого… абсурда.
– Ты же знаешь, что этого никогда не случится, – прямо заявил Малак. Шона охнула, будто он ударил ее. – Мне бы очень хотелось обвинить тебя в том, что ты все эти годы скрывала от меня сына, – суровым тоном продолжил он, стоя в нескольких сантиметрах от ее тела. – Но я не могу. Я не могу притворяться, что, будь обстоятельства другими, вернулся бы и нашел тебя. Поэтому я прощаю тебя.
Если Малак ожидал, что Шона рассыплется в благодарностях, то его ждал сюрприз. Потому что это была Шона, которая просто смотрела на него, и в ее взгляде горела ярость.
