– Как мило. – Ее голос сочился сарказмом. Для Малака это был новый опыт – когда сарказм направлен на него, – и он не знал, как к этому относиться. – Как же мне повезло, что меня насильно выдернули из привычной жизни и всего, что мне дорого. И ведь сделал это такой… понимающий мужчина.
Малак засмеялся.
– Шона, ты, кажется, не совсем верно оцениваешь ситуацию, в которой оказалась. Если бы я был менее понимающим, менее добрым, то я позаботился бы о том, чтобы ты была наказана за свой грех.
– А я такое существование и расцениваю как наказание, – фыркнула в ответ Шона. – Тюрьма есть тюрьма, и не важно, сколько одежды твои подручные разбрасывают на моей кровати каждое утро. Ты держишь меня в заложниках.
Малак решил больше не сдерживаться. Ему надоело держать себя в руках и притворяться, что ее неповиновение не задевает его. Все, что ему хотелось, – это добраться до нее и заново познакомиться с ее сочными губами и гибким соблазнительным телом.
Малаку необходимо было показать ей, как глупо с ее стороны испытывать его в такой откровенной манере. Он никогда не понимал западных женщин и их неспособность вникнуть в суть интимных баталий. Зачем противостоять человеку в лобовую и терпеть поражение, когда есть множество более мягких и разрушительных способов борьбы?
Правда была в том, что Малак хотел большего, чем еще одна ночь любви с этой женщиной, которая теперь неразрывно с ним связана до конца дней. Ему хотелось большего, чем секс, а именно – ее полной капитуляции.
– Скажи, почему я не должен к тебе прикасаться, – прошептал он, почти прижимаясь к ней своим телом. Шона вздрогнула, а он улыбнулся. – Скажи, Шона, почему я не должен распускать руки? Когда каждый из нас этого хочет.
– Я не…
– Скажи мне хоть одну вещь, которая не является ложью. Кто знает, возможно, я отпущу тебя? Сегодня же.
Шона пристально посмотрела на Малака.
– Мне кажется, ты блефуешь.
Малак улыбнулся, а затем наклонил голову и прижался губами к ее ключице. Шона не оттолкнула его.
На вкус она оказалась лучше, чем он помнил. Лучше, чем он мечтал.
«Блаженство», – подумал он.
– Ответь мне, – продолжал он, целуя ее шею. – Скажи, что тебе нужно. Ты это можешь легко получить.
– Я хочу… – Опираясь руками на парапет, Шона откинула голову назад, давая ему больше доступа. – Я хочу…
– Я знаю, чего ты хочешь, – сказал Малак глухим и хриплым голосом.
Он уже был не в силах сдерживаться.
А потом он перестал играть и поцеловал ее в губы.
Его словно ударило током. Как будто засверкали молнии и разразился гром. Прикасаясь к ее сочным и сладким губам, он почувствовал себя так, будто целовал женщину в первый раз. Будто Шона была единственной, кого он когда-либо знал или желал.
Все эти годы он помнил ее невозможную сладость. И вот теперь, когда снова вкусил ее, он не мог понять, как вообще мог уйти от нее тогда.
Шона была идеалом, вызывающим желание.
Малак обхватил руками ее лицо и страстно поцеловал. В этот момент он обрадовался, что она отказывалась носить одежду, которую он подобрал для нее, потому что лишняя ткань не мешала ему чувствовать ее тело. Прижимаясь к ней, он все сильнее убеждался в том, что они созданы, чтобы быть частями одной мозаики…
Эта мысль должна была бы остановить Малака. Она должна была бы привести его в ужас. Ведь он – король, и это не детская игра. И он не верит в существование всего того, что сейчас чувствует к этой женщине. Его воспитал человек, безнадежно, до безумия, до боли влюбленный в свою жену. Он не замечал ее проступков и не обращал внимания на собственных детей. После смерти матери любовь превратилась в горе и положила конец правлению отца.
Потом любовь поглотила брата Зуфара и отняла у него трон.
Видя все это, Малак мог с полным основанием утверждать, что любовь – хаос и разрушение. Он никогда не хотел заболеть этой болезнью и поклялся себе, что не позволит любви или другим глупым чувствам угрожать его трону. Он этого не допустит. Ведь он сын, которым всегда пренебрегали. Он позабытый запасной. Однако он единственный в семье смог разглядеть – еще до смерти матери и последовавших за ней отречений отца и брата, – в какой ужас любовь превратила их жизнь.
И он поклялся себе, что станет правителем, которого заслуживает народ.
Надо все это прекратить. Немедленно.
Но Шона так и манила его к себе, он не мог остановиться, она действовала на него как наркотик.
Шона оторвалась от его губ, уперлась руками ему в грудь и судорожно вздохнула.
А Малак совсем забыл о том, что ему предстоит править страной. Что он король, что где-то там, в темноте, простирается его королевство.
Ему хотелось большего.
– Малак… – совсем другим тоном произнесла Шона.
Сейчас ее голос звучал чуть ли не благоговейно.
И Малак понял, что она тоже потрясена тем, что притяжение, возникшее между ними много лет назад, до сих пор остается таким же сильным.
А раз так, значит, много лет назад дело было не в алкоголе.
Оставляя ее рано утром в теплой постели, он уверял себя, что на него подействовал алкоголь. Он уходил, стараясь не оглядываться, не задерживаться, не проверять их связь еще раз…
Малак не хотел об этом думать. Он просто хотел большего. Снова попробовать ее на вкус, обжечься, как от огня, и не принадлежать самому себе. Не ждать, что она скажет. Не выяснять, какие новые нелепые барьеры поставит между ними в своих бесконечных попытках сдержать неизбежное.
Малак опустился на колени и услышал, как у нее перехватило дыхание. Проведя руками по ее стройным ногам, он запустил пальцы за пояс дурацких брюк. От его движений дыхание Шоны стало хриплым и напряженным, как будто она куда-то бежала. Малак ожидал, что она что-то скажет или возразит, но она не сказала ни слова, даже не пошевелилась, а только смотрела на него своими темными блестящими глазами.
Наблюдая за ее прекрасным лицом, Малак снял с нее брюки, а затем обхватил руками ноги и принялся поглаживать нежную мягкую кожу. Когда он добрался до восхитительной округлости бедер, он обхватил пышные ягодицы и притянул Шону к себе.
– Малак… – повторила она.
Малак расценил это как приглашение, чему был несказанно рад. Подавшись вперед, он отодвинул кружевную ткань трусиков и лизнул между ног.
Наконец-то! Он ликовал.
По обоим прокатилась волна желания, грозившая накрыть их с головой. Шона пыталась сопротивляться, но Малак ее держал крепко, продолжая орудовать языком у нее между ног. От наслаждения и возбуждения внутри его разгорался пожар.
В следующий раз, когда Шона произнесла его имя, это звучало как молитва. Малак почувствовал, как она напряглась, а затем достигла пика наслаждения. Но ему этого было мало. Сменив позу, он стал ласкать ее двумя пальцами, засовывая их в ее жаркое, влажное лоно. Звуки, которые издавала Шона, были восхитительными. Малак снова и снова доводил ее до вершин блаженства, пока она не обмякла и не зарыдала.
