Только после этого он остановился, поправил ее трусики и каким-то образом удержался от того, чтобы утолить свою сильную потребность оказаться внутри ее. Вероятно, он оказался более сдержанным, чем предполагал.
Малак стоял и держал Шону за руку, чтобы она не свалилась с балкона. Его внутреннее мужское эго ликовало от ее беззащитного и потерянного вида. Вернув ей брюки, он продолжал ее поддерживать, пока она приходила в себя, прежде чем снова натянуть их.
Ей потребовалось время, потому что у нее подгибались ноги.
– Можешь стоять сколько влезет, – мрачным голосом сказал Малак.
Шона научила его выдержке. Контролю над желаниями. Теперь пришло время попрактиковать другой вид сдержанности. По-хорошему она не понимает. Она упряма до мозга костей и слишком решительно бросает вызов всем, кто приближается к ней. А еще она самоуверенна. В других женщинах его это отталкивало, а в Шоне, наоборот, привлекает, причем настолько, что он поневоле восхищается ею.
– «Стоять»? – дрожащим голосом спросила Шона.
Малак не особо старался скрыть свою улыбку.
– Если желаешь, можешь стоять при каждой трапезе хоть до конца жизни. – Малак дождался, когда она поднимет на него глаза. – Я буду расценивать это как приглашение отведать мой любимый десерт. Понимаешь?
Продолжая тяжело дышать, Шона ответила:
– Я не люблю десерт.
Малак рассмеялся несмотря на то, что внутри боролся с желанием поднять ее на руки, отнести в кровать и покончить с этими играми.
Но он этого не сделал, так как решил, что теперь он понял эту женщину. Или правила игры. А еще то, что Шона, в свою очередь, сможет понять только свое тело, которое он настроит против нее же. Взять в качестве примера поцелуй. Если бы он действовал напрямик, она бы в открытую сопротивлялась. А от поцелуя она растаяла.
– Нет? – мягко спросил Малак. – То, как ты кончила, выкрикивая мое имя, говорит об обратном. Но кто я такой, чтобы разрушать твои иллюзии? Стой, сколько хочешь, Шона. Я не только приветствую это. Должен сказать, я предпочитаю это.
И Малак оставил ее дрожать на балконе, а сам отправился в душ.
Глава 6
Пошатываясь, Шона вышла из личных покоев Малака, не совсем понимая, как доберется до своей спальни. Тело плохо слушалось ее. Она чувствовала себя так, словно ее поглотили и разделили на маленькие кусочки. Внутренняя тоска продолжала раздирать ее изнутри, как яд.
Шона кивнула охранникам, стоявшим у дверей, убедив себя в том, что они не могли видеть того, что она делала внутри. С ним.
«Капитуляция не имеет запаха», – сказала она сама себе.
И все же она чувствовала на себе их взгляды, когда шла по ярко освещенному коридору, еле передвигая ноги и борясь с желанием прислониться к стене.
За те недели, что она провела здесь, Шона научилась ориентироваться во дворце, но в данный момент все выглядело незнакомо. Она не была уверена, что когда-нибудь сможет привыкнуть к этой роскоши на каждом шагу – мрамору, золоту, статуям и картинам в нишах, мозаике на полу и стенах. По ее мнению, дворец выглядел как дворец, но он не был домом. Ее домом.
Шона остановилась у фонтана и опустила руку в холодную воду. Ей хотелось плакать. Однако она знала, что на нее смотрят, даже если она никого не видит. Куда бы она ни пошла, что бы она ни сделала, за ней постоянно следят. О ней сплетничают. Ее обсуждают. Каждый день ей об этом давали понять ее советники, на случай если она сама не заметила. Правда заключалась в том, что Шона уже себе не принадлежала. Даже если она примет решение стать королевой – еще вопрос, позволят ей принять решение или просто заставят надеть корону – или откажется от этого, она всегда будет привязана к этому месту. К этим людям.
Из-за Майлза.
И это печально. За свою жизнь она уяснила одну неприятную вещь: сколько ни убеждаешь себя, что все переменится, лучше не становится. Сколько раз она уговаривала себя смириться. Не пытаться изменить то, что изменить невозможно. Настроиться на лучшее. Но все тщетно.
Майлз сын Малака. Если она завтра уедет, ничего не изменится. Истина в том, что Майлз навсегда останется здесь. Настанет день, когда он будет править королевством так же уверенно, как его отец.
Шоне не нравилось такое положение вещей, но ее чувства не имели значения. Ведь одно дело, когда против нее используют ее сына, и совсем другое – когда ее тело.
В атриуме не было слышно ни звука, кроме плеска воды, однако Шона слышала только свой голос. Она полностью потеряла контроль. Полная и безоговорочная капитуляция.
Шона села на край фонтана и пошевелила пальцами в воде. Уставившись на то место, где фонтан переходил в бассейн, она старалась сдержать слезы. В ее голове снова и снова прокручивалось то, что произошло на балконе Малака, – как он стоит перед ней на коленях, плечами удерживая раздвинутые ноги и прижимая рот к тому месту, которое жаждало его больше всего. Шоне было стыдно за себя.
Она не знала, сколько так просидела. Может, прошли минуты, а может – часы, пока она не услышала шарканье по мраморному полу, а затем голос. Тот же голос, который последнее время она слышала постоянно.
– Госпожа? – позвала Ядира. – Вам нехорошо?
Кто-то ее увидел и доложил Ядире, что ее нет там, где она должна быть. В этом дворце было невозможно спрятаться. Даже от себя самой.
– Я в порядке, – сказала Шона, поднимаясь.
Ее ноги все еще были ватными, но, не обращая на это внимания, она подошла к женщине, которая больше походила на ее тюремщицу, чем на служанку, и улыбнулась.
– Прекрасная ночь, не правда ли?
Пока они шли к покоям Шоны, Ядира, как обычно, болтала. Оказавшись в спальне, Шона приняла горячий душ, а затем забралась в постель.
Только здесь, в темноте спальни, укрывшись с головой одеялом, она позволила пролиться своим слезам и была вынуждена признаться самой себе в том, что сегодня вечером и той ночью пять лет назад она хотела именно того, что с ней произошло. Больше того, она мечтала об этом, вспоминая каждое прикосновение его языка к самой нежной части ее тела.
Следующим вечером Шона осталась сидеть на месте после того, как няни увели Майлза, чему совершенно не удивился Малак.
– Неужели ты не желаешь принять свою любимую позу бессмысленного противостояния? – Малак откинулся на подушки и внимательно посмотрел на нее. – А я рассчитывал на еще один декадентский десерт. Что ж поделаешь.
Сегодня она выглядит по-другому, подумал он. Не то чтобы подавленной, но сдержанной. По всей видимости, он не единственный, кто сделал определенные выводы касательно их маленькой войны.
– Я предпочитаю посидеть, – спустя мгновение сказала Шона. – Но спасибо, что спросил.
– Ты уверена? Мне так понравилось, когда ты стояла передо мной. Я знаю, что ты не посмеешь мне сказать, будто тебе не понравилось.
