Шона же, с загадочной улыбкой на лице, стояла рядом и чуть позади Малака и не спускала глаз с возбужденного Майлза. Она не скрывала своей гордости за сына, и Малак, как ни странно, разделял эту гордость, видя в мальчике свою уменьшенную копию. Он представлял, как они втроем будут выглядеть на фотографиях. Он, Шона и Майлз между ними. Счастливое семейство. Только вот существуют ли такие счастливые семьи? В детстве и юности ему не довелось познать, что это такое.
Когда за Майлзом пришли няньки, Шона собралась уйти с ним, но Малак остановил ее.
– Останься со своим господином и королем, – сказал он, глядя в ее изумленное лицо. – Это ведь отличная идея.
Малак понял: ему каким-то образом удалось пробиться через мощную броню, которой Шона окружила себя. Она не попыталась устроить сцену – а ведь могла бы, если бы захотела. И ведь устроила неделю назад. И вчера тоже. Нет, на этот раз она с величественным видом стояла рядом с ним, пока он вел светские беседы. И тем самым как бы демонстрировала всем министрам, каждому подданному свое намерение выйти за него замуж. Сама она об этом не догадывалась, но Малак-то понимал, что означает ее постоянное присутствие рядом с ним, и воспринимал это как победу.
– Едва ли твои министры считают это уместным, – предположила Шона, когда они остались одни в зале для приемов и Малак, одетый в великолепно сшитый по западной моде костюм, принялся расслаблять галстук.
– Если ты о том, что я одет скорее как западный король, а не как шейх, которым я являюсь по рождению и крови, то, поверь мне, было много жалоб. Только я никого не слушал.
– Какая разница, как ты одет? – хмыкнула Шона.
Малак улыбнулся.
– Разницы не было бы, если бы я вступал на европейский трон. Ты слышала те вопросы, что задавали репортеры на эту тему?
– Очень трудно сразу слушать всех одновременно, – ответила она. – Репортеров, переводчиков и тебя.
– Вот поэтому тебе надо учить арабский, – ласково сказал Малак и улыбнулся. – Увы, учительница, которую я нанял для тебя, говорит мне, что ты так и не смогла высидеть ни один из ее…
– Ты уже высказывался на эту тему, – сердито произнесла Шона. – Тебе не надо постоянно капать мне на мозги. И нет, я не слышала, чтобы переводчик что-то говорил насчет твоего наряда.
– Что там, что в тронном зале я был в традиционных одеждах, а на приеме – в западном костюме, я нарушаю вековые традиции и, по словам некоторых из них, выставляю всем на обозрение свою невежественную суть. На самом же деле я хочу оседлать оба мира. Я намереваюсь стать прогрессивным королем.
– Прогрессивным? – переспросила Шона с недоверием. – Ты?
– Я. В королевстве есть уголки, в которых ничего не изменилось с двенадцатого века. Эти деревни еще не вошли в тринадцатый век, не говоря уже о двадцать первом.
– Я понимаю, только мне кажется, что «прогрессивный» – это не совсем правильное слово.
– Моя политика считается очень прогрессивной, – заверил ее Малак. – Здесь, в Халии, где я прославился как великий распутник, который растратил лучшую часть последнего десятилетия на скандальные удовольствия в западных городах, известных вольностью нравов, и на безнравственных женщин.
– Понятно. А еще потому, что у тебя очень либеральный взгляд, скажем, на брак.
– Вот видишь? У тебя получается препираться со мной и в этом наряде, и в тех странных тряпках, что ты достаешь из глубин своей гардеробной.
Если его слова и возмутили Шону, она этого не показала.
– Тебе легко говорить, – сказала она. – Тебе нечего терять.
Она повернулась и пошла прочь. Малак не стал ее останавливать, но что-то в ее облике – опущенная голова, руки, сжатые в кулаки, – насторожило его. Породило у него сомнения…
Он одернул себя. Он не такой, черт побери. Он никогда ни в чем не сомневался. Он никогда не был приверженцем всяких «а что, если» и «может быть». Никогда не поддавался чувствам. Он видел что-то, а потом просто брал это. О его завоеваниях ходили легенды.
И она – одно из них.
Малак догнал Шону в соседнем атриуме с тремя фонтанами в центре, яркими цветами на клумбах и стенами, украшенными тысячами крохотных зеркал.
Он так давно не прикасался к ней. Слишком давно. Чуть ли не вечность. Он взял ее за руку и заставил повернуться лицом к нему. Он обратил внимание на то, что она не стала сопротивляться, а просто повернулась, словно в танце, шаги которого знали они оба.
– Ну а тебе, по-твоему, что терять? – спросил Малак, вглядываясь в ее лицо и чувствуя, как учащается пульс на ее запястье.
Он ожидал, что она вырвет руку, однако она этого не сделала. Вместо этого она склонила голову набок и кивнула в сторону ближайшей зеркальной стены.
– Взгляни туда, – прошептала она. – Ты выглядишь как король. Твое место здесь, в окружении всего этого. Фонтанов, роскоши, тронов и слуг. А я выгляжу такой, какая я есть на самом деле. Разодетой сиротой, помыкавшейся по приемным семьям.
Ее слова ошеломили Малака.
– Ты выглядишь красавицей, Шона. Элегантной. Тебе нет равных.
– Остановись. – Она попросила его замолчать не в обычной, грубой, манере. – Я никогда не играла в принцесс, – продолжила она, качая головой своему отражению. – Или в другие игры, где нужно было что-то придумывать и фантазировать. Я совсем другого склада. Я не нуждаюсь в таком бегстве от реальности – ну, оно мне никогда не нравилось. Зачем придумывать себе что-то хорошее, если все останется таким же ужасным?
Малак чувствовал: Шона хочет сказать о чем-то важном.
– Я не король из фантазий, – тихо проговорил он, обнял ее и прижал к себе. Она положила голову ему на плечо. – Когда ты станешь моей королевой – а ты станешь ею, – это не будет игрой. Это будет реальностью.
Шона смотрела куда-то на стену с поблескивающими зеркалами. Малак не знал, что она увидела в своем отражении и почему в ее карих глазах вдруг появилась мука. Однако он не удивился, когда она отстранилась, еще несколько мгновений смотрела в зеркало, а потом повернулась к нему.
– Я сделала это ради Майлза, – сказала она совершенно другим тоном. – Потому что не желаю быть тем грузом, который помешает ему идти вперед. – Она обвела рукой платье. – Но больше я этого не хочу.
– Не понимаю, почему тебе так ненавистно это платье. Ты очень красивая женщина! Почему ты не хочешь одеваться красиво?
– Я сирота из Нового Орлеана, – с нескрываемой горечью ответила Шона. – Я вышла из ниоткуда. Я ничто. Такие платья не для меня. – Она покачала головой и коротко рассмеялась. В ее смехе совсем не было веселья. – Ядира пыталась надеть на меня какие-то…
– Драгоценности, – договорил за нее Малак. – Знаю. Я сам их выбирал.
– Это нелепо. – Эти слова прозвучали как обвинение. Как удар, который должен был бы откинуть его прочь. – Я не знаю, чего ты хочешь. Я знаю, как я выгляжу. Я точно знаю, кто я такая.
