Ответные донесения от французских консулов, в первую очередь от Обера из Генуи, дают нам возможность чуть ближе взглянуть и на авантюриста, и на методы работы французских агентов. Так, из сообщения Обера мы узнаем, что в начале марта Сент-Илер проживает в Генуе в гостинице и выдает себя за лицо значительное («faisant la figure d’un homme de consideration»): y него камердинер и три лакея. Его социальные связи, однако, не соответствуют его предполагаемому статусу— Обер особенно подчеркивает, что Сент-Илер ест у себя дома (а не в гостях, как приличествовало бы светскому человеку)
. В следующем развернутом донесении Обер сообщает подробности, которые крайне любопытны для нас с точки зрения представлений об экспертизе в ту эпоху: оказывается, что Сент-Илер «не инженер, как мне говорили; правда, он кое-что знает о фортификациях, но недостаточно, чтобы быть инженером». Здесь примечательно и наличие у француза некоторых познаний, и неформализованность статуса «инженера», который определяется именно наличием где-то и как-то полученных им познаний.
Обер вновь подчеркивает, что Сент-Илер пытается изображать из себя человека «благородного происхождения и очень важного (un homme de sang illustre et de grand consideration)». Однако на самом деле, как полагает консул, авантюриста зовут Жозеф Шабер (Joseph Chabert), сын Франсуа Шабера; у него также есть брат Оноре. Эти двое приезжали к нему в Геную парой месяцев ранее, но затем уехали. На данный момент в Генуе у него находятся еще двое предполагаемых родственников («ses parens»), Франсуа Помей (François Pomey) и Антуан Жанс (Aintoine Gense). Консул реконструирует их социальный статус и отношения с Сант-Илером на основании наблюдений за их поведением в самой гостинице: Оберу известно, что эти двое едят не за столом самого Сент-Илера и не за столом для прислуги, но за общим столом в гостинице («ala table de l’hote»), что указывает на их невысокий статус. «Они пристойно одеты, и я потому полагаю, что это его родственники, что они не прислуживают ему ни за столом, ни в его комнате», заключает консул. Возможно, его информаторами были сам хозяин гостиницы или его прислуга, или же Обер лично посещал заведение, чтобы наблюдать за авантюристом. В заключение Обер рекомендует арестовать этих двоих по их возвращении во Францию «в соответствии с письмом, которое я передал с капитаном фелуки, на которой они отплыли»
.
В мае мы узнаем, что Сент-Илер оказался в заключении из-за взятой им на содержание дамы. Вернувшись из поездки во Францию, ее муж (лакей высокопоставленного императорского чиновника) не обнаружил ее в Генуе. Узнав, что она отбыла с авантюристом в Милан, супруг пустился за парой в погоню и добился заключения Сент-Илера в тюрьму «под каким-то надуманным предлогом». Уже неделю спустя оказывается, что авантюрист освободился, заплатив мужу сотню пистолей. Его контакты — герцог де Уседа, имперский агент («agent de L’empire») Молинари и некий «церковник из Женевы» по имени Грожан (Grosjean)
. К концу июня его родственники действительно арестованы во Франции, и Обер напуган, поскольку Сент-Илер вернулся в Геную в сопровождении человека, ранее изгнанного из города за несколько убийств. Возможно, он узнал о роли консула в их аресте и хочет отомстить? Однако вместо уголовщины авантюрист, что довольно характерно, сам выходит на связь с французскими властями. Он пишет к секретарю дипломатического представителя Франции в Неаполе с заверениями, что родственники его никогда не замышляли ничего против короля и приезжали лишь, чтобы повидаться с ним (любопытно, что родственные отношения с этими простолюдинами из Тулона он, таким образом, не отрицает)
. К этому времени консул уже полагает, что «этот человек сделает что угодно, лишь бы вернуться во Францию»: в частности, он обещает передать французам не только любую информацию, но и то судно, с помощью которого он должен был провести диверсию в Тулоне, и даже всю императорскую эскадру. Выдает он и своего предполагаемого агента в Тулоне: это некий пьемонтец Антуан Мари Перрини, настоящее имя которого — «Baron Waillerme Conenz». Торси велел консулу осторожно, не компрометируя себя, поддерживать контакты с Сент-Илером и даже дал шифр для переписки с ним
.
Примечательная подробность, упоминаемая в одном из сообщений, — это указание на венского покровителя, к содействию которого якобы прибегает Сент-Иллер: это «маркиз Стелла». Речь идет о графе Рокко Стелла, фаворите императора Карла VI. Стелла сопровождал тогда еще эрцгерцога Карла в Испанию во время Войны за испанское наследство и там снискал его доверенность, а когда после смерти Иосифа I в 1711 г. Карл вступил на императорский престол, Стелла вернулся вместе с ним в Вену. К лету 1712 г. Стелла описывается как ключевой приближенный императора, с которым тот больше всего любит советоваться по всем государственным вопросам, что вызывает «большую ревность» со стороны австрийских министров
. По сведениям консула, именно ему Сент-Илер пожаловался на миланские власти за свое заключение тюрьму и принуждение к уплате компенсации мужу своей содержанки; Стелла якобы пообещал возместить ему все понесенные расходы, и авантюрист выставил счет на более чем 4000 луидоров
. Как мы увидим, на контакты со Стелла Сент-Илер будет ссылаться и в дальнейшем.
Покровительство Стелла, однако, не помогло авантюристу, когда в конце своих итальянских приключений он оказался в заключении в Неаполе: на этот раз, чтобы освободиться, ему пришлось совершить настоящий побег. Сохранилось письмо, которое он написал наместнику фон Дауну 18 апреля 1714 г. из Рима, уже после побега из неапольского Кастель-Нуово (документ 18)
. Текст это совершенно хвастовской, даже вызывающий: в нем барон излагает историю своего побега и сообщает причины, подтолкнувшие его к такому поступку. В своем аресте он винит герцога де Уседу, «самого низкого и коварного из всех людей», лишившего его заслуженного вознаграждения за многочисленные услуги Габсбургам; разумеется, он упоминает и свое потерянное имущество, и друзей на родине, с которыми он должен был навсегда расстаться, поступив на службу австрийскому дому. Суть выдвигавшихся против него обвинений он не излагает, но уподобляет фон Дауна Понтию Пилату, «умывшему руки после несправедливого осуждения». Сам побег представлен шагом вынужденным, «тягчайшим насилием над собой» — но и неизбежным, поскольку «для честного человека естественно избегать тирании». Сент-Илер подробно описывает, как легко он обманул часового и не выбежал даже, а «вышел через Ваш собственный дворец»; просит не подозревать крестьянина, приносившего ему вино; сообщает, что, оказавшись на свободе, первым делом купил шпагу (напоминание о своем дворянском статусе). Завершающий штрих — дерзкая просьба прислать к нему в Рим его вещи, изъятые при аресте: «я уверен, что правдолюбие Вашего сиятельства повелит выслать их мне, дабы я не мог сказать, будто заступил на службу справедливейшего из государей мира в одной сорочке».
Из Европы в Санкт-Петербург
После подобных подвигов места в пределах Священной Римской империи для авантюриста, конечно, не было. Путь его теперь лежал на север. Уже в августе 1714 г. Сент-Илер прибывает в Берлин, где впервые сталкивается с Анри Лави. В прусской столице оба находятся проездом: Лави тоже направляется в Россию, где он должен занять пост французского морского комиссара в Санкт-Петербурге
. Сент-Илер, похоже, слишком много болтает во время этой встречи: в марте 1717 г. Лави сообщал своему начальству, будто бы барон «три года тому назад», т.е. как раз в 1714 г., «сознался в том, что будучи обвинен в злоупотреблениях и в преступных сношениях, пробыл шесть месяцев в тюрьме»
. Он также сообщает соотечественнику, что едет в «Москву», поскольку господин Матвеев, посланник русского царя (т.е. граф Андрей Артамонович Матвеев), пообещал ему изрядную должность («employ considerable») на русской службе
. Позднее о том же писал и сам Сент-Илер, признавая, впрочем, что документального подтверждения такого приглашения у него нет: зимой 1715 г. он уверял Петра, что приехал в Россию «по простому обещанию которое господин Матвеев, посол Ваш, мне учинил»
. Сам Матвеев в их позднейшей переписке нигде об этом своем приглашении не вспоминал, но вообще говоря, сообщение это весьма правдоподобно: в этот период Петр настойчиво требует от своих представителей за рубежом рекрутировать на российскую службу иностранных специалистов. Как и где именно могли пересечься пути Матвеева и Сент-Илера, мы не знаем, но примечательно, что Матвеев занимал пост посла в Гааге до лета 1712 г., как раз тогда, когда там находился Сент-Илер (тогда еще Халлер) : учитывая попытки француза войти в дипломатические круги, могли ли они не встретиться там? Вполне мог, конечно, Матвеев прочитать о его похождениях и в европейской прессе. Более того, из Гааги, как известно, Матвеев был переведен в Вену — хотя прибыл он туда чуть позже француза, уже в декабре 1712 г.
И действительно, Матвеев позднее намекал, что ему было известно о темном прошлом барона — причем узнал он о нем именно во время пребывания за границей. «Я во Франции и в Вене был и гораздо знаю ваши славныя такие дела, которые можно разве в сумерках, а не пред солнцем объявлять», напишет он Сент-Илеру в разгар конфликта между ними осенью 1716 г.
