Из Санкт-Петербурга в Париж и обратно
Следующий этап своих приключений Сент-Илер описывает в меморандуме, адресованном французским властям в начале 1719 г. Авантюрист представляет дело таким образом, что царь чуть ли не принудил его жениться на племяннице барона Шлейница («le Czar lui fis epouser la nièce du Baron de Schleinitz»), но почему-то датирует свадьбу декабрем 1715 г. Свой отъезд из России он объясняет вовсе не увольнением с русской службы, а назначением Шлейница в посольство: Сент-Илер вместе с женой якобы последовали за ним во Францию, прибыв в Париж в декабре 1717 г. В Париже ему подвернулась возможность вступить в партнерство с некими купцами из Руана: речь шла об отправке двух французских торговых кораблей в Санкт-Петербург, дабы «привить им вкус к торговле и к Балтийскому морю» («pour les mettre dans le gout du commerce et de la mer Baltique»). Чтобы проследить на месте за продажей отправленных компаньонами товаров, барон в мае 1718 г. направился из Парижа назад в Санкт-Петербург. Однако по прибытии в русскую столицу, объясняет Сент-Илер, он обнаружил, что «его враги распространяют слухи, будто целью его путешествия являются переговоры с царем в пользу Испании»
.
В целом, эта траектория подтверждается другими источниками — но, разумеется, авантюрист опустил здесь целый ряд важных деталей. В марте 1717 г. Сент-Илер рассказывает Лави, что уволен из Морской академии и планирует теперь вернуться на свою прежнюю должность в Неаполе
. Учитывая его предыдущие похождения, следовало бы предположить, что это было совершенно невозможно. Однако еще в феврале 1717 г., когда о его увольнении было еще окончательно не известно, авантюрист отправляет Шлейницу пространное послание (документ 57)
, где оправдывается за свой конфликт с Матвеевым и одновременно упоминает письмо, «которое граф Стелла (Estella), министр римского императора, написал мне 2 июля прошлого года по особому повелению его августейшего господина» — и в котором якобы содержалось предложение поступить опять на цесарскую службу. Как мы помним, именно Стелла якобы помог Сент-Илеру выбраться из тюрьмы в Милане в 1713 г. Сейчас Сент-Илер, по его словам, уже отказался от предложения из Вены и теперь просил переслать соответствующее письмо Шафирову, чтобы Петр мог «еще лучше [видеть] мою откровенность и усердие, которое я питаю к Его авустейшей службе»: «не для того, чтобы уведомить его о том, что я могу получить службу в ином месте, а для того, чтобы показать ему, что я уже отказался от этого предложения ввиду обязательств, принятых мною перед Его царским величеством, для которого я хочу принести в жертву все, дабы явить ему свое усердие и свою привязанность». Вероятно, у авантюриста действительно были какие-то письменные свидетельства своих контактов в Вене, которые он использовал, чтобы придать себе веса в глазах русских, — но, как это часто бывало, проверить, чего на самом деле стоят эти контакты, его контрагентам было невозможно или крайне затруднительно. Возможно, Сент-Илеру действительно удалось в 1716 г. опять вступить в какие-то сношения с фаворитом Карла VI, и теперь авантюрист, как он это делал не раз, слишком вольно трактовал выражения общего характера, содержащиеся в полученном от императорского фаворита письме.
Еще один контакт, который Сент-Илер культивирует в этот период, — это Фридрих-Христиан Вебер, ганноверский дипломат, известный своей книгой о петровской России, опубликованной им через несколько лет после описываемых событий. Как раз в начале 1717 г., когда его миссия была уже завершена, он оказался вовлечен в неприятную историю: его брат, сопровождавший Вебера в качестве секретаря, был арестован по обвинению в краже. В похищении драгоценностей (окладов и фрагментов распятия) его обвинил не кто иной, как сам граф А.А. Матвеев, в доме которого в Москве Веберы останавливались в 1716 г. Сам Вебер вынужден был продолжить свой путь, но оставил хлопотать об арестованном брате именно Сент-Илера. Их переписка показывает, что барон и Вебер и до этого общались в Санкт-Петербурге: француз передает дипломату поклоны от своей супруги и т.д. Не похоже, чтобы авантюрист чем-то реально помог Веберам, но для него самого, очевидно, это был ценный контакт: «разрабатывая» ганноверского резидента, он должен был иметь в виду возможность возвращения в Англию, — ведь ганноверский курфюрст стал к тому времени английским королем Георгом I
.
Вскоре, однако, становится известно об отданном царем приказе уволить Сент-Илера. Сначала барон пытается добиться пересмотра этого решения, опираясь на тесные связи Шлейница с Шафировым. Как видно в том числе и из последующих событий, Шлейниц был клиентом вице-канцлера: после ареста последнего в 1723 г. выяснилось, что он переписывался со Шлейницем при помощи особого личного шифра
. Неудивительно, что весной 1717 г. именно Шафиров пытается заступаться за Сент-Илера перед Апраксиным как в силу «особливой имеющейся [со Шлейницем] дружбы», так и потому, что Шлейниц присматривает в Европе за обучением сыновей и самого вице-канцлера, и П.А. Толстого: «дети наши, обретающиеся в науках, под его призрением и живут при доме его». Поэтому Шафиров просит как о личном одолжении, «ежели еще то в вашей диспозиции», сохранить Сент-Илера в должности до возращения Петра из-за границы. Если оставить Сент-Илеру должность невозможно, Шафиров просит хотя бы выплатить ему причитающееся жалованье и дать «изрядную сумму на проезд». Он также указывает на имеющиеся у француза финансовые претензии: якобы Сент-Илер, по указанию покойной кронпринцессы Шарлотты, тратил личные средства на содержание ее двора. Любопытно, что Шафиров пишет это письмо из Амстердама: хотя он сопровождает Петра в его европейском турне, дипломат предпочитает не обращаться напрямую к царю, а действовать исподволь через Апраксина
.
Но даже и после того как его увольнение становится несомненным фактом, Сент-Илер еще какое-то время пытается вести переговоры с русскими сановниками. В конце апреля он все еще в Санкт-Петербурге и просит Апраксина помочь с получением задержанного жалования (соответствующая «спецификация» прилагается) и денег, которые ему якобы была должна покойная кронпринцесса (упоминаются некие подписанные ею бумаги на этот счет). Одновременно он пытается предложить себя в качестве то ли посредника, то ли эксперта в связи с приглашением французского короля направить во Францию на учебу 20 российских гардемаринов: Сент-Илер призывает поручить ему отбор учеников и просит Апраксина «как друга моего, заранее рекомендовать» его в этом качестве нынешнему генерал-директору. Похоже, авантюрист больше не имеет доступа к квалифицированным переводчикам, услугами которых он пользовался ранее, — хотя текст этот и написан на русском, местами его с трудом можно понять. Красной нитью через письмо проходит весьма прозрачный намек, что автор не прочь бы остаться в России, — и завершается оно просьбой к Апраксину «чтоб мне знать бы было, здесь ли оставатца или отсюда ехать»
.
Ехать Сент-Илеру все же пришлось. По сообщению Лави, в августе 1717 г. отставной директор пишет датскому консулу в Санкт-Петербурге уже из Копенгагена. Француз якобы присутствовал при высадке русских войск на Готланде (состоялась 9-11 июля) и предполагал, что это делалось по предварительному тайному соглашению русских со шведами, направленному против Дании
. В сентябре 1717 г. в письме к Лави маршал д’Эстре, в прошлом воспитатель графа Тулузского, занимающий сейчас позицию номер два в Совете морского флота, удивляется намерению Сент-Илера приехать во Францию
. Судя по всему, авантюрист впервые возвращался на родину после своего осуждения в 1710 г., и французские власти знали о его приезде. Почему же он не был арестован, учитывая его предшествующие похождения? Возможно, он прикрывался своими связями со Шлейницем, российским послом? Или же французские власти надеялись использовать его в качестве агента?
