— А как же Лу?
Я присела на соседнюю незанятую кровать.
Сташевич слегка расслабился и миролюбиво произнес:
— Что ж, насколько я знаю, у девочки все в порядке.
— Неправда, — прищурилась я. — У девочки далеко не все в порядке. Она лишилась дома, потеряла мать. Ее похитили, накачали снотворным, едва не убили… давайте оставим в стороне вопрос, кто в этом виноват.
Сташевич отвел глаза.
— Мы оба наделали ошибок. Я виню вас, вы, естественно, меня. Это все в прошлом. Давайте побеспокоимся о будущем Луизы.
Адвокат окинул меня оценивающим взглядом.
— До меня дошли слухи, Евгения, что вы собираете документы… хлопочете об удочерении.
— Надо же Луизе с кем-то жить. Буду признательна, если вы мне поможете.
— Я подумаю, — уклонился от ответа Сташевич. — Однако на вашем месте, Евгения, я не стал бы так уж на этом настаивать.
— Что, черт вас дери, вы имеете в виду?!
— Ну как же… ваш образ жизни. Ваша работа. Ваша привычка, — тут старик покосился на меня с опаской, — встревать во всяческие неприятности. Не уверен, что это полезно и безопасно для ребенка.
Я почувствовала себя так, будто меня в нокаут отправили.
Самое ужасное, что Сташевич прав. Ну разве гожусь я на роль матери, путь даже приемной?
— К тому же то, что девочка одна на свете, не вполне правда. Вы знаете, что у нее есть тетка в Казани? Точнее, тетя ее матери. Она тоже не прочь удочерить малышку. Там у девочки будет нормальная семья.
— Я тоже подумаю, — жестко сказала я, — а пока давайте сосредоточимся вот на чем. Надеюсь, нас здесь никто не слышит? Так вот, вы в курсе, что господин Мишаков был найден мертвым в Бангкоке?
— Да, я просматриваю новости, — поморщился Сташевич. — Основная версия — самоубийство. Он отравился. Принял большую дозу снотворного.
— Меня не интересуют его дела и тем более его мотивы, — поморщилась я. — Может быть, он просто устал. Устал бегать. Или устал жить. Главное — какое отношение это имеет к Лу.
Сташевич непонимающе смотрел на меня.
— Иосиф Леонидович, вы ее опекун. Надеюсь, вы будете действовать в интересах девочки и сохраните в тайне то, что я вам сейчас скажу.
Сташевич придвинулся ближе.
— Дело в том, что я получила письмо. Я уже уничтожила его, так что вам придется поверить мне на слово. Это было письмо от Мишакова.
— Что?! — вскричал Сташевич.
— Не пугайтесь так. Это было электронное письмо. Очень короткое. Он пишет, что у него есть деньги на анонимных счетах. Утверждает, что получены законным путем. Хочет оставить их Луизе Лазаревой. Поскольку он разыскиваемый преступник, то не может сделать этого никак, кроме как через нас с вами. Там указаны номера счетов, реквизиты. Осталось эти средства… так сказать, легализовать. Сделать так, чтобы они оказались на счетах девочки. Вы уважаемый пожилой юрист. Вас никто не заподозрит и не станет проверять. Не забывайте, вы в долгу перед этой девочкой.
— Через нас с вами? — с расстановкой произнес Сташевич.
— Именно, Иосиф Леонидович. Вы опекун девочки. А я самый близкий ей человек.
Сташевич молчал.
— Письмо заканчивается так, — мягко произнесла я. — «Позаботьтесь о малышке. Я искренне ее любил».
Сташевич выполнил просьбу покойного Мишакова. И теперь Лу Лазарева — очень богатая девочка.
Но хеппи-энда не получилось. И с удочерением у меня ничего не вышло.
Слова Сташевича о том, что ребенку нужна нормальная семья, что-то сломали во мне.
Я отказалась от попыток оформить удочерение.
Спустя неделю приехала тетка из Казани и увезла Лу к себе.
Мне посоветовали не травмировать ребенка. Не пытаться увидеться с Луизой, не напоминать о себе. Но я послала подальше всех, кто дает такие рекомендации.
Каждый день я звоню Луизе.
Кажется, жизнь у малышки налаживается. Я не устаю повторять: если тебя кто-то обидит, только скажи.
Пока Луиза справляется сама. Но если что — я рядом.
Я ведь дала обещание присматривать за девочкой. А я всегда говорю правду. Ну, почти всегда.
