– Скандалить и угрожать не обязательно, – великодушно решил Трикки. – Всё-таки сэр Джуффин Халли не первый день с тобой знаком. Понимает, что ты любому можешь голову заморочить, даже ему самому. А с меня какой спрос.
Трикки ушёл, а я триумфально остался валяться на грязном полу, потому что больше ни на что не годился. Даже на четвереньки подняться не мог, хотя честно пробовал – примерно с тем же успехом, что перевёрнутый на спину жук. У меня вечно так – при свидетелях ещё могу хорохориться, но как только они куда-нибудь подеваются, сразу же выясняется, что от меня не осталось практически ничего.
Через несколько минут Трикки прислал мне зов и чуть окончательно не загнал меня в гроб, осчастливив отчётом, что настиг старика в Разъярённом переулке – то есть примерно в получасе быстрой ходьбы от Дома у Моста. Вот столько времени мне оставалось до того момента, когда сюда заявится Джуффин и расскажет с присущей ему обстоятельностью, что он думает про мою гипотетическую мать.
Скорее бы, что ли, – предательски пискнул мой внутренний голос. – С Джуффином ни хрена не страшно, и вообще хорошо.
Это на самом деле оказалось чертовски приятно – сдаться собственной слабости, лежать, ничего не делать, твёрдо знать, что максимум через полчаса здесь будет всемогущий сэр Джуффин Халли, готовый весь Мир поставить на уши, если это мне хоть чем-то поможет. Приятно и одновременно совершенно невыносимо для человека, который больше всего на свете хочет ставить Мир на уши без посторонней помощи, сам.
Не знаю, что в итоге сработало – сила моего желания справиться самостоятельно, или моё отчаяние, или внезапно пробудившаяся злость, или многолетняя практика, или просто Тёмная Сторона сжалилась над моей беспомощностью и пришла ко мне сама. Факт, что в какой-то момент потрескавшийся потолок, на который я зачарованно пялился без особой надежды на успех, превратился в такое же потрескавшееся небо ярко-лилового цвета. Из трещин на меня и окутанную туманом землю проливался тёплый оранжевый, как огонь той маленькой леди в трактире, свет. Цвета – неба, света, земли, окутывающего её тумана, древесных стволов, домов, воздушных потоков и всего остального – здесь, на Тёмной Стороне, постоянно меняются, точнее, мы всегда видим их разными, причём каждый – какой-нибудь свой вариант. Если несколько человек вместе придут на Тёмную Сторону и станут сравнивать впечатления, совпадений может оказаться меньше, чем разногласий. Впрочем, иногда спутники видят одну и ту же картину, бывает и так.
Я ещё ни о чём не успел попросить и даже просто подумать, только обрадовался, что я здесь, а силы ко мне вернулись, как это всегда случается на Тёмной Стороне. Я очень бодро вскочил, даже подпрыгнул – просто так, от избытка энергии. Сказал вслух: «Спасибо», – а всё остальное не говорил, только думал и чувствовал. Какое счастье, и как же мне стыдно, что снова приполз за помощью, но какое же всё-таки счастье, что ты меня принимаешь, что ты вообще есть, и что я тоже есть, и ужасно, невыносимо досадно, что пришёл сюда не просто для радости, а по делу, я слишком часто обращаюсь к тебе за помощью, ужас, конечно, но и счастье тоже, спасибо, что это можно, и что мы с тобой есть, – вот что крутилось у меня в голове, повторяясь снова и снова, пока я шёл куда глаза глядят по зыбкой туманной тропе, окутанный тёплым ветром, который, когда захочет, умеет обвиваться вокруг шеи, как невесомый ласковый шарф.
У меня с тайной изнанкой нашей реальности вечно так получается: я здесь слишком счастлив, чтобы держать себя в руках, поэтому впадаю – не в детство, конечно, а примерно в очень раннюю юность, когда ума ещё нет совсем, зато сердца так много, что в теле едва помещается; иными словами, на Тёмной Стороне я обычно дурак, но ужасно трогательный, сам бы такого любил и берёг, если бы встретил. Ну вот и Тёмная Сторона тоже любит и бережёт.
Поскольку на Тёмной Стороне я и правда изрядно глупею от счастья, у меня с годами выработалось твёрдое правило: сперва какое-то время тут погулять, успокоиться, привыкнуть к восторженному состоянию, насколько это вообще возможно, собраться с мыслями, вспомнить, чего хотел, а уже потом, если очень надо, говорить о делах. Нередко это приводит к тому, что я возвращаюсь домой, так ничего и не уладив, потому что проблема вылетела из головы, но это не беда, всегда можно снова вернуться. Лучше уж так, чем какую-нибудь ерунду, не подумав, сказать. Очень осторожным и осмотрительным надо быть человеку, чьи высказанные вслух на Тёмной Стороне желания исполняются прежде, чем успеешь осознать, что ляпнул глупость, и крикнуть: «Ой, нет!»
А сейчас мне надо было подумать, как никогда прежде. Было о чём.
С одной стороны, я по-прежнему очень сердился – просто по инерции, очень уж мне с непривычки понравилась эта бодрящая злость. Но успокоившись, я наконец сообразил: а вдруг, у Агаты просто не было выхода? Возможно, моя сила расходуется, как бензин, и сегодня как раз внезапно закончилась? В таких обстоятельствах заранее не предупредишь. Наваждение начало исчезать, Агата закричала: «Дай мне силу, я хочу быть!» – ну или не закричала, а просто подумала, или представила, или как она в таких случаях поступает? Не важно. Жить захотела и сделала, что смогла. Её вообще-то можно понять. Утопающий хватается за соломинку, вот и она схватилась – за меня. Больше не за кого. Кроме меня, у неё во всей Вселенной никого нет.
Я думал об этом и чуть не плакал от сострадания. Снова привычно представлял на её месте себя. Вот что бы я сам, интересно, делал, если бы единственным источником жизни для меня стала сила какого-то малознакомого – собственно, вообще незнакомого – постороннего колдуна, в которого и поверить-то довольно непросто? Мало ли что привиделось в смертном сне. Нет, правда, что бы я делал? Да взял бы сколько можно, без вариантов. А потом догнал бы и попросил добавки. Ну вот и она догнала.
Сердиться, получается, не на что. И наказывать её не за что, хотя я, конечно, за этим сюда пришёл. Чтобы, пока моя злость в кои-то веки сильней сострадания, поступить, как с самого начала советовал Джуффин: попросить Тёмную Сторону расторгнуть мою связь с наваждением и посмотреть, что из этого выйдет. Может, оно действительно не исчезнет. Ну или только частично утратит вещественность, превратится в туманный призрак – ничего страшного, так даже красивей. А если всё-таки исчезнет, туда и дорога… вру, конечно, какое там «туда и дорога», если поезд с Агатой исчезнут, никогда себе этого не прощу. Просто пока я был в ярости, это не имело значения. А теперь снова стало иметь, вот в чём беда.
– Посоветуй, как мне быть с этим поездом, а то я совсем запутался. Сам не понимаю, чего хочу. Такой поезд отличный, такая чудесная женщина, такие у неё удивительные выдуманные миры, но как же я задолбался! – сказал я вслух, как будто Тёмная Сторона была моим другом, у которого можно просто спросить совета в непростой ситуации.
Тёмная Сторона, собственно, и есть такой друг, просто советы она обычно даёт не человеческим языком, а событиями, ощущениями, резкой сменой пейзажа, углом падения света, траекторией полёта какого-нибудь из ветров и другими красивыми, но невнятными намёками. Истолковать их правильно, теоретически, наверное, можно, если быть многоопытным мудрецом десяти тысяч лет от роду, но со мной так говорить практически бесполезно: я и слова-то понимаю далеко не всегда.
