Однако на этот раз случилось нечто настолько из ряда вон выходящее, что я до сих пор не уверен, что оно действительно произошло. Может, мне просто почудилось, будто голос, такой тихий, что непонятно, мужской или женский, щекотно шепнул в самое ухо: «Не знаю». Вот тебе и получил совет. История всей моей жизни: невозможное чудо случилось, понятно так ничего и не стало, зато стало смешно.
Я шел и смеялся, сквозь смех говорил: «Ну, спасибо!» – и всем телом, или скорее всем, что у меня есть кроме тела, чувствовал, что Тёмная Сторона вселится вместе со мной.
Но ржать бесконечно всё-таки невозможно, даже на Тёмной Стороне, даже вместе с ней. Я в конце концов так устал, что рухнул в траву и лежал там – счастливый и безмятежный, несмотря на прискорбные, в сущности, обстоятельства, с совершенно пустой головой. А какое-то время спустя в эту пустую голову стали приходить разумные мысли. Ну или наоборот, безумные – лично я не всегда могу отличить одно от другого. И, честно говоря, не уверен, что в моём случае разница действительно есть.
– Надо выяснить, что там на самом деле случилось с Агатой, – наконец сказал я. – И чем гадать, лучше бы оказаться в поезде и прямо спросить. Но сгинуть там мне совершенно не хочется. Я уже пробовал, не понравилось. Видимо, просто не моё.
Тёмная Сторона встретила это признание с явственным одобрением, подняв вокруг меня несколько маленьких разноцветных смерчей, в которых кружились специально пожертвованные деревьями серебристые листья. Видимо, это означало, что, по её мнению, я – не слабак, а молодец.
Я, приободрившись, продолжил:
– Было бы очень здорово ненадолго оказаться в призрачном поезде, а потом снова вернуться сюда, целым и невредимым, как будто никто никуда не ходил – так вообще можно устроить? Заранее договориться, что ты меня оттуда заберёшь?
На этот раз Тёмная Сторона не стала говорить со мной вслух, а поступила, как обычно в подобных случаях поступает: мне прямо на нос села крупная яркая бабочка и улетела прежде, чем я успел удивиться. Авгур из меня, конечно, тот ещё, но дураку ясно, что бабочка – добрый знак.
Будем считать, – решил я, – что именно так у нас выглядит «да». Всё-таки вряд ли «нет» похоже на бабочку. «Нет» – это было бы швырнуть мне в лицо, например, паука. Или какого-нибудь таракана. И сразу всё ясно, вопросов нет.
– То есть, значит, можно? – на всякий случай переспросил я. Тараканы в рожу не полетели, поэтому я сказал: – Тогда давай так и сделаем. Оказаться в призрачном поезде, провести там ровно час, а потом вернуться живым и здоровым сюда, на Тёмную Сторону, я хочу.
* * *
Едва договорив, я обнаружил, что уже стою в коридоре купейного вагона, но явно какого-то не того. Вместо обычных скромных декораций, хорошо знакомых мне по воспоминаниям детства, вокруг бушевала избыточная, бесстыдная роскошь. На полу вместо затёртой дорожки светлый ворсистый ковёр, под потолком тускло сияют лампы в дорогих абажурах, по стенам развешены вазы с живыми цветами, закрытые двери купе из настоящего красного дерева, окна гораздо больше, чем я привык, а поручень, в который я поневоле крепко вцепился, потому что вагон мотало в разные стороны, был не то яшмовый, не то опаловый, или ещё какой-то этакий, я совершенно не разбираюсь в драгоценных камнях.
Я вспомнил, как сформулировал: «Хочу оказаться в призрачном поезде», – и обругал себя последними словами за такую невнятность. Видимо, поездов-призраков во Вселенной оказалось гораздо больше одного. И Тёмная Сторона заботливо поместила меня в самый шикарный. Спасибо ей, конечно. Она молодец. А я – сам дурак, что не уточнил: «в том призрачном поезде, где едет Агата». Или даже: «моя Агата». А то, может, призрак Агаты Кристи тоже сейчас катается по Вселенной в своё удовольствие, захапав себе Восточный Экспресс. Было бы, кстати, круто. Даже обидно, если это не так.
Думать про призрачный Восточный Экспресс и призрак Агаты Кристи, который может в любой момент выйти из ближайшего купе, чтобы объявить меня главным подозреваемым и предложить чаю, оказалось так весело, что я перестал на себя сердиться. Как получилось, так получилось, ничего уже не изменишь. Пока не умеешь обходиться совсем без ошибок, надо учиться получать от них удовольствие. Это совсем несложно, когда едешь в таком распрекрасном поезде и твёрдо знаешь, что через час тебя отсюда заберут.
Чтобы превратить удовольствие от поездки в совсем уж немыслимое блаженство, мне надо немного: открыть окно. Я опасался, что не справлюсь с защёлкой непонятной конструкции, но она на удивление легко поддалась, стекло послушно уплыло вниз, и в вагон сразу ворвался ветер, неожиданно сырой и холодный. Он обрушил на меня столько чужих, незнакомых, неопознаваемых ароматов, что я мгновенно утратил остатки разума. Стоял, крепко вцепившись в гладкий яшмовый поручень, вдыхал этот невозможный туманный воздух, смотрел на сияющие вдали цветные огни, ритмично раскачивался вместе с вагоном, чуть не плакал от счастья, пока мой бедный мозг панически обрабатывал свалившуюся на него информацию. Информации было много, а меня – маловато, мой организм явно её не вмещал, но это не мешало мне наслаждаться незнакомыми запахами, бодрящим холодом, скоростью, стуком колёс, будоражащей неизвестностью, всеми немыслимыми оттенками света и тьмы за окном.
А потом я увидел, как белеют вдали при свете полной луны скалы, похожие на гигантские черепа, и понял, что Тёмная Сторона совсем не ошиблась, отправив меня сюда. Вопреки обыкновению, не воспользовалась возможностью надо мной подшутить. Ну или не было у неё такой возможности, потому что наш поезд-призрак всё-таки единственный во Вселенной. Просто никому, кроме Агаты ничего подобного в голову не пришло.
– Ты здесь! Наконец-то! Почему так долго не приходил?
Я обернулся на голос. Агата в каком-то немыслимом золотом халате до пят, босая, растрёпанная, как будто только встала с постели, стояла у входа в тамбур, прислонившись спиной к закрытой двери. Она улыбалась, но выглядела скорее встревоженной, чем довольной. Похоже, догадывалась, что я собираюсь скандалить. Сделала несколько шагов и снова остановилась, не решаясь приблизиться. Сказала:
– Так и знала, что ты можешь появиться здесь в любой момент, если захочешь. А до сих пор, получается, просто не хотел. Это плохо. Что-то у нас с тобой, выходит, пошло не так.
Я смотрел на неё, высокую, тонкую, как струна, черноглазую, прекрасную, как ночные огни её вымышленных миров, и молчал, потому что не знал, что тут можно ответить. «Ты права, не хотел»? «Очень хотел, но боялся»? «Я не настолько тебе доверяю»? «Сам теперь не пойму, почему так долго тянул»? Всё это было до известной степени правдой, и я не мог решить, какую из этих правд Агате следует знать.
Наконец я сказал, просто чтобы не затягивать тягостное молчание:
– Шикарная у тебя теперь обстановка.
– Да, как в кино! – гордо подтвердила Агата. – Стоило мне захотеть, и всё само изменилось. Мои желания исполняются. Правда, почему-то не все. Ты, например, не появляешься сразу, как я захочу.
– Ещё чего не хватало! – возмутился я. – Я-то всё-таки не твой вымысел, а живой человек. Перемещаться туда-сюда по твоему желанию – это было бы чересчур.
