– Я была так удивлена, когда узнала о твоей маленькой проблеме, – сказала она громко. Во мне все сжалось, но я заставила себя держать голову высоко. – Обычно женщины с расстройствами пищевого поведения тоньше.
Мой рот раскрылся. Я была шокирована не только тем, что она произнесла это за обеденным столом перед большой группой людей, но и тем, что она на самом деле сказала нечто отвратительное. Если она хотела внимания, то получила его. Неудивительно, что Амелия и Присцилла нервно усмехнулись в ответ на ее шоу. Король ничего не сказал, но его мать вытерла рот салфеткой, не скрывая своего отвращения. Кто же из нас хуже – та, которая объявила об этом, или я из-за своих недостатков? Я не могла разобраться.
Несколько секунд спустя Эдвард положил руки на стол и сказал:
– Пеппер, будь осторожна.
– Эдвард, – увещевал его отец.
– О, ты не глухой, – ответил Эдвард, поглядывая на оправу его очков. – Ты просто не хочешь замечать очевидного перед своим носом.
– На это ты и рассчитываешь, – коварно бросила Пеппер. Комментарий попал в точку, и Эдвард закрыл рот.
В моем уме вращалось множество ответов, и я не знала, какой выбрать. Я ожидала, что она нападет на меня, но бессердечные насмешки над Эдвардом это уже слишком. Она переступила черту. Она хотя бы понимала, какой ущерб она нанесла его хрупким отношениям со всеми сидящими за этим столом? Мои руки задрожали от ярости, когда я увидела, как Эдвард притворился, что она безразлична ему. Если кому-то не место за этим столом, то именно Пеппер.
Все замолчали. Я, наконец, осмелилась взглянуть на Алекса, который ничего не говорил. Но когда я увидела его лицо, то поняла, почему он не пришел нам на помощь. Вены вдоль его шеи пульсировали, скулы вытянулись, губы истончились в прямую линию, а пальцы побелели от мертвой хватки, которой он держал свою ложку. Он использовал свой самоконтроль, и я не хотела бы видеть, что случится, если он выйдет из себя.
Пеппер, очевидно, не разделяла моего беспокойства.
– Вероятно, твоей девушке нужна помощь, – она выплюнула это слово, давая понять, что она думала о том, чтобы дать мне это название, – иначе ее проблемы со здоровьем еще чаще будут освещаться на страницах таблоидов.
К этому моменту мой шок уже сошел, и я больше не могла сдерживать себя.
– Пеппер, я вижу, ты даже не прикоснулась к тарелке, ни к салату, ни к супу. Единственное, что ты поднесла ко рту, – это стакан. Я с радостью дам тебе визитку своего врача после того, как я закончу есть.
Эдвард улыбнулся, а Альберт бросил салфетку.
– Хватит…
– Ты не можешь сказать «хватит», – сказал Алекс ровным голосом, настолько спокойным, что у меня зашевелились волосы на шее. – Если спокойно смотришь, как она врет.
– Не устраивай театр, – сказала Пеппер. Я заметила, как она нервно сглотнула.
– Ты здесь в качестве гостя семьи, – напомнил ей Александр. – Из-за Сары. Я отменяю это приглашение. Я хочу, чтобы ты ушла.
Пеппер посмотрела на него округлившимися глазами, пока весь стол был занят противоречивыми мнениями об этикете Александра.
– Это мой дом, – сказал Альберт, стуча кулаком по столу.
– И ты, конечно, поддерживаешь просьбу сына о том, чтобы ненадежный друг покинул его, – объявил Алекс. – Если только Пеппер здесь не по твоему приглашению.
Намек Алекса был ясен. Ноздри его отца вспыхнули. Пеппер и Альберт? Это не может быть правдой, хотя это многое бы объяснило.
Альберт поддержал слова сына коротким кивком, а затем поднялся и вышел из комнаты. Теперь на лице Пеппер уже не было прежнего веселья. Она встала, оглядывая своих товарищей и ожидая от них помощи.
– Прис?.. – пробормотала она, умоляя ее глазами.
Присцилла открыла рот, а затем снова закрыла его, извинительно улыбаясь. Пеппер подняла голову, бросая еще один увядающий взгляд, и вышла из комнаты без единого слова.
– Заканчивай свой ужин, – тихо сказал Алекс.
Я уставилась на свою тарелку. Аппетит у меня пропал, на смену ему пришла пустота, которая быстро заполнялась страхом. Вокруг нас все занимались едой, и никто ничего не говорил. Все были слишком растеряны, чтобы о чем-то говорить.
– Сейчас, – добавил он более властным тоном, но по-прежнему низким голосом, чтобы только я могла его слышать.
Я взяла еще пару кусочков, но все теперь казалось мне невкусным. Да, Пеппер ушла, но я чувствовала, что взгляды устремлены на меня, словно их приковали. Еда стала актом сопротивления. Я докажу им, что они ошибаются насчет меня. В этом не было тщеславия, только пустота сожаления. Я хотела бы никогда сюда не приходить.
Закончив, я встала и адресовала поклон главе стола:
– Еда была вкусной и сытной. Пожалуйста, простите меня.
Я бросилась к дверям, через которые слуги вносили еду. Я шла так быстро, что чуть не столкнулась с одним из них с большим блюдом десертов в руках. Я извинилась, но не остановилась.
Мне нужно выбраться из этого дома.
Это была моя единственная мысль, когда я, стараясь не задеть прислугу, приближалась к черному выходу.
Толкнув дверь и краем глаза заметив изумленный взгляд повара, я вылетела на задний дворик. Солнце уже садилось, в небе уже сгущались сумерки. Я вдыхала вечерний воздух, стараясь успокоить сердце и мысли. Повернувшись назад, я взглянула на дом. Он остался позади меня. В его просторных комнатах я едва могла дышать. Мне казалось, что стены медленно двигаются на меня, чтобы уничтожить, и никто не услышит, когда я позову на помощь.
Задняя дверь открылась, и из нее вышел Алекс. Не сказав ни слова, он подошел ко мне, схватил за руку и потащил за собой. Когда мы отошли подальше от кухни, он притянул меня к себе.
– Алекс…
Но он приложил палец к моим губам, заставляя меня замолчать.
– Я не буду извиняться перед ней, Клара. Я не потрачу на нее ни слова.
– У меня есть идея получше, чем тратить время на нее впустую, – сказала я. Мой голос дрогнул. Ей удалось добраться до меня.
– Крошка.
Облегчение наступило, когда он коснулся моего лица. Он соединил свои губы с моими – медленно, чтобы я ощутила электричество между нами. Когда наши рты слились в порыве страсти, искры полетели у меня из глаз. Алекс опустошил меня. Он давал ясное послание. Все глубже его язык проникал в меня, ловя мой и подчиняя его себе. Я принадлежала ему. Ничего, кроме его слов, не имело значения. Другой человек мог напугать меня этим, но Александр, наоборот, делал свободной. Прежде я смотрела на себя сквозь розовые очки. Алекс перенастроил эту искаженную оптику, позволяя мне видеть себя такой, какой он видел меня.
Под его руководством я становилась мягкой формой для отливки его удовольствия. Но я понимала, что, отдаваясь ему, я испытываю больше удовольствия, чем когда бы то ни было. Алекс прервал поцелуй и отошел, а я качалась на ногах, потеряв равновесие вместе с этим контактом. Он почувствовал это, взял меня за руку и положил ее на жесткую выпуклость своих брюк.
