– Дэй. – Ему показалось, что старик произнес его имя немного резко. – Я рад, что ты зашел.
«Он наверняка знал, что я приду», – цинично подумал Дэй, догадавшись по суровому выражению лица Карли, что она уже успела предупредить Бенсона о его воинственном настрое. Интересно, рассказала ли она ему что-нибудь еще? Например, об их страстных поцелуях, заставивших Дэя забыть о благоразумии?
Дэй помимо воли взглянул на огромную кровать.
– Нам надо поговорить.
– Да, – согласился Бенсон.
Карли наклонилась и принялась что-то шептать ему на ухо, а он в ответ покачал головой. Дэя обожгла странная ревность, и он изо всех сил сжал кулаки.
– Шептаться невежливо, Рыжая, – заметил он. – Разве мама тебя этому не научила?
Карли покраснела, и внезапно Дэй вспомнил о жаре, исходившем от нее. Она была горячее солнца и слаще меда.
– Я не шепталась.
Бенсон ободряюще коснулся ее ладони:
– Все будет хорошо.
Судя по всему, она в это не верила, в ее глазах застыл ледяной холод, когда она взглянула на Дэя.
– Увидимся позже, – сказала она Бенсону, и Дэю показалось, что в ее голосе прозвучало сладкое обещание будущих удовольствий.
Бенсон с искренней симпатией смотрел, как она направилась к двери в соседнюю спальню. Когда дверь за ней закрылась, он сказал:
– Она очень красивая, правда?
Дэй и глазом не моргнул.
– Ты с ней спишь?
– Ты, как обычно, предпочитаешь говорить прямо, – сухо заметил Бенсон. – До меня дошли слухи.
Дэй отличался железным терпением. Но сейчас ему, похоже, пришел конец.
– В Штатах люди предпочитают говорить открыто. Это намного эффективнее, чем лизать кому-то пятки, чтобы добиться своего. Итак?
Бенсон вздохнул.
– Карли очень красивая, молодая женщина, но ты, похоже, переоцениваешь мои возможности. И недооцениваешь ее.
Дэй стиснул зубы.
– Будет лучше, если ты ответишь просто: да или нет.
– Нет, конечно нет.
Последний раз Дэй испытывал такое облегчение, когда первая интернет-компания, в которую он вложил все свои юношеские сбережения, в первый же год приобрела огромное влияние на рынке.
Он провел рукой по волосам.
– И сколько тебе осталось? – Потому что, если Бенсон не спит с Карли Эванс, значит, он болен.
К чести Бенсона, он не стал пытаться ввести Дэя в заблуждение.
– Не знаю. У меня опухоль мозга, и врачи надеются, что она уменьшится до операции.
Дэю вдруг стало стыдно, что он позволял себе циничные замечания о скорой кончине старика.
– А Карли твой онколог?
– Нет, Карли работает в агентстве, куда я обратился, чтобы найти врача, который круглые сутки следил бы за моим состоянием. Ко всему прочему, у меня еще и диабет. Врагу не пожелаю такой набор болезней, – мрачно пошутил он.
Дэй нахмурился.
– Почему ты ничего не рассказал матери?
– Никто пока еще не знает об этом, и мне хотелось бы, чтобы Рэйчел провела время со мной по доброй воле, а не потому, что я смертельно болен.
– Хочешь получить ее прощение?
– Да, мне нужно ее прощение. Много лет назад я повел себя подло и теперь признаю это.
– Долго же ты думал.
Бенсон в ответ поморщился.
– Ты ведь не специально пытаешься причинить мне боль, правда?
– Понимаешь, старик, моя мать много лет страдала, живя с отцом, а после его смерти страдала еще больше, вкалывая на трех работах, чтобы обеспечить мне достойную жизнь. Ты мог бы помочь ей, но ты этого не сделал. И потому я считаю, что ты не заслуживаешь прощения.
Лицо его деда сделалось пепельно-серым, но Дэй не испытывал жалости. Если он хотел получить прощение, то от него он его точно не дождется.
Наконец Бенсон тяжело поднялся и, порывшись в ящике стола, достал конверт.
Протянув его Дэю, он снова сел в кресло.
– Прочти письмо, – потребовал он, когда Дэй молча уставился на конверт.
На нем красовалась австралийская марка. Дэй с матерью жили в Австралии, когда ему исполнилось шесть лет, они перебрались в Америку.
Предчувствуя, что ему совсем не понравится то, что было в конверте, он достал листок бумаги, развернул и сразу узнал почерк отца. Дэй внутренне содрогнулся, потрясенный злостью, которая пронизывала это письмо. В нем говорилось, чтобы Бенсон навсегда забыл о своей дочери и не лез в ее жизнь.
А затем он увидел подпись и выругался. Он потрясенно уставился на Бенсона и встретился с его спокойным и отстраненным взглядом.
– Моя мать этого не писала.
– Я знаю, – ответил Бенсон, на его лице застыла боль. – Теперь знаю. Но, получив это письмо двадцать семь лет назад, я был слишком горд, чтобы спросить ее об этом. И к своему большому стыду, так больше не попытался узнать правду. – В комнате повисла тишина.
– А теперь ты умираешь и хочешь все исправить.
– Не совсем так. Три месяца назад, когда я узнал, что мои проблемы со здоровьем связаны не только с возрастом, я увидел фотографию в приемной врача. Это была фотография с какого-то светского мероприятия в Нью-Йорке, и я сразу узнал Рэйчел. Не думаю, что ты меня поймешь, но, когда я снова увидел ее лицо, все обиды исчезли без следа.
Дэй молчал, он не знал, как повел бы себя, окажись он на месте деда. Возможно, он поступил бы точно так же…
– А мама знает о письме?
Бенсон покачал головой.
– Я еще не показывал его ей.
– И не показывай, – посоветовал Дэй. – Мой отец постоянно придумывал какие-то истории, и в детстве я считал его агентом секретной службы. Он делился со мной своими тайнами, говоря, что мама его не понимает. И только после его смерти я понял, что он был всего лишь обманщиком, мечтавшим достать луну с неба. – Дэй вздохнул и протянул Бенсону письмо. – И, к счастью для тебя, моей матери не обязательно читать это письмо, чтобы простить тебя.
– В отличие от тебя.
– Да, в отличие от меня. – Хотя теперь Дэй уже не мог понять, что чувствует.
Его дед вздохнул.
– Яблочко от яблони недалеко падает.
Дэй угрожающе прищурился.
– Ты сравниваешь меня с отцом?
– Нет, я имел в виду себя. – Он скорчил гримасу. – Горечь и цинизм глубоко проникают в душу, Дэй, и начинают медленно разъедать ее изнутри, словно паразиты.
– У меня отличная жизнь. И я не испытываю горечи.
– Да, ты потрудился на славу. Меня очень заинтересовала твоя брокерская компания.
