– Он просит не ради себя, а ради меня и моего сына, – прежде чем снова заговорил Милан, произнесла хрупкая женщина на удивление сильным голосом.
Теперь все рыбаки посмотрели на них. Под тентом собралось с пару десятков человек. Многие из них встали, чтобы получше рассмотреть мертвеца, некоторые начали тихо переговариваться друг с другом.
– Вам должно быть стыдно. Он родился с серебряной ложкой во рту. Но где были вы этим утром, когда они выставили моего мальчика как преступника? Где были вы, когда я просила пощады? – Она указала на мужчину, который стоял рядом с рыбаком со шрамом на лице. – Я видела тебя утром на рыбном рынке. И тебя. И тебя тоже. – Она по очереди указывала пальцем на рыбаков. – Вы все отводили взгляд. А молодой господин так не сделал. Он ударил стража, освободил меня и моего мальчика. Он не отвел взгляда.
После ее слов повисло угнетенное молчание.
Пронзительные свистки поднятых по тревоге городских стражей прозвучали ближе. Наверное, кто-то на рынке сказал им, куда они убежали. Милан посмотрел через плечо на узкую дорожку между складами, по которой они пришли в порт.
– Если вы не хотите помочь мне, то дайте мне масла из своих фонарей, пустозвоны! – В голосе женщины прозвучало отчаяние. – Лучше я оболью себя и своего сына маслом и сожгу нас на ваших глазах, нежели еще хоть раз позволю им выставить меня на рыбном рынке как преступницу.
– Довольно, – проворчал Валерио. – Садитесь в мою лодку. Вон ту, зеленую.
Свист стражей теперь звучал угрожающе близко.
– Разве они не узнают твою лодку? – Милан прикрыл лицо мальчика.
Снова оглянувшись, он увидел, как несколько преследователей в сине-белых мундирах вышли из узкого переулка. Даже на расстоянии он узнал мужчину, которого ударил в подбородок. Тот его тоже узнал – вытянув руку, он указал на рыбацкий причал. Его товарищи поднесли флейты к губам и испустили пронзительную трель.
– Да, они могут узнать мою лодку. А хоть бы и так! – воскликнул Валерио. – Сегодня на рынке мне было стыдно, когда я отвернулся, как и все остальные. На этот раз я поступлю правильно. – Он подошел к краю причала и запрыгнул в лодку.
Милан подал ему мешок с телом мальчика. Поросшие ракушками сваи мостика закрывали лодку от глаз стражей.
Валерио помог матери Паоло спуститься в лодку, затем махнул рукой Милану:
– Спускайся!
– Я не могу покинуть город…
– Давайте все зайдем в свои лодки! – крикнул мужчина со шрамом позади Милана. – Мы не отпустим Валерио в одиночку. Если все рыбацкие лодки покинут гавань, то эти проклятые ищейки не смогут узнать, кто забрал женщину. И они не смогут наказать нас всех.
– Вперед, товарищи! – крикнул кто-то из рыбаков.
Мужчины спрыгнули вниз и забрались в лодки. Они отвязали тросы и прокричали команды.
Валерио спрятал мешок и мать мертвого мальчика под грудой рыболовных сетей в носовой части. Первые рыбаки уже оттолкнулись веслами от причала.
Милан услышал топот тяжелых ботинок. Ему больше не нужно было оглядываться, чтобы понять, как близко находились стражи. Все вокруг него двигались, и лишь он стоял на месте.
– Давай же! – Теперь мужчина со шрамом протянул ему руку. – Запрыгивай, иначе они тебя схватят.
– Я не могу, – тихо произнес Милан.
– Назови свое имя! – крикнул Валерио. – Я хочу знать, какой из больших семей принадлежит парень, который так отличается от остальных.
– Милан Тормено!
Глаза рыбака расширились, его челюсть отвисла.
– Тормено! – ахнул он. – Ради Бога, прыгай! Спасайся! Я знаю твоего отца. Я сражался с ним в Швертвальде. Нандус Тормено не знает пощады. Прыгай, мальчишка! Не думай, что твоя кровь тебя спасет. Он накажет тебя еще сильнее, чем кого-либо другого.
Валерио оттолкнулся от причала, уселся на банку и схватил весла. Затерявшись среди других рыбацких лодок, он поплыл к выходу из гавани. В этот момент Милана схватили сзади и поставили на колени.
– Это парень, который ударил меня! – раздался голос позади него.
– Где женщина? – спросил другой.
Милан молча смотрел вслед рыбакам.
Древко алебарды ударило его в бок выше шрама.
– Где женщина? Говори!
– Вернитесь! – крикнул кто-то вслед рыбакам.
Мужчина, у которого был шрам на лице, с озабоченным видом приложил руку к уху.
– Что? – крикнул он.
– Вернитесь сейчас же! Все!
Рыбацкие лодки находились в каких-то двадцати шагах от причала. Они расступились перед большим коггом, который в последний раз за день плыл наискосок через гавань.
– Я не понимаю! – крикнул мужчина со шрамом. – Нам нужно вернуться в открытое море, пока не начался отлив.
– В это время они никогда не отплывают, – заметил кто-то за спиной Милана. Юношу снова ударили древком алебарды. – Говори! Кто из них забрал с собой женщину?
– Я не знаю…
Следующий удар пришелся как раз по шраму. Милан скорчился от боли, закашлялся и подумал, что его вот-вот стошнит.
– Ты заговоришь, мальчишка! – пригрозил суровый голос.
Кто-то схватил его за волосы и рывком поднял голову.
Милан увидел, что рыбацкие лодки почти достигли выхода из гавани. Теперь никто не мог их остановить.
– Это плохо кончится, – прорычал басовый голос. – Отведите мальчишку в темницу и позовите его отца.
ДАЛИЯ, ТЕМНИЦА ГОРОДСКОЙ СТРАЖИ, РАССВЕТ, 2-Й ДЕНЬ МЕСЯЦА ЖАРЫ В ГОД ВТОРОГО ВОСХОЖДЕНИЯ САСМИРЫ НА ПРЕСТОЛ
Милан наблюдал, как тень от решетки на лежащей напротив стене медленно обретала форму. Вскоре должен был прийти отец. В это время он наверняка стоял за алтарем в октагоне и заканчивал мессу.
Взгляд юноши переместился на тяжелую дубовую дверь, закрывавшую маленькую камеру. Здесь все было не так, как он себе представлял. Вода не стекала по побеленным стенам, крысы не бегали по полу, покрытому вонючей соломой.
Камера Милана была чистой, и в ней не воняло. Стены были сделаны из аккуратно уложенных блоков песчаника. Его постель состояла из тростникового мата и обычного шерстяного покрывала. В стене над ним было небольшое зарешеченное оконное отверстие. Слишком высоко, чтобы можно было из него выглянуть. Оттуда он иногда слышал шаги и обрывки слов. Наверное, окошко выходило во внутренний дворик гарнизона.
Прошлой ночью капитан Лоренцо Долендо трижды допросил его о местонахождении мертвого мальчика и его матери. Лоренцо кричал на него, показывал ему инструменты для пыток и угрожал передать его в руки отца, но пока что все ограничилось лишь пустыми угрозами.
Отец еще несколько лет назад объяснил Милану, как заставить заключенных говорить. Он смутно припоминал военный поход, в котором сопровождал Нандуса. Милану было четыре или пять лет. В то время он наблюдал, как пытали пойманных лучников герцогов Швертвальда. Наиболее отчетливо он помнил груду отрубленных пальцев. Сотнями они лежали в грязи, и собаки полевого лагеря таскали их вокруг. Отрезая указательный и средний пальцы правой руки, пленников лишали возможности натягивать тетиву лука, при этом мужчины все еще оставались пригодными для работы.
