Ну, объяснил бы, что ли, «приобщившийся к демократическим ценностям», как пьяницу, труса или самодура в генеральском мундире «терпеливо воспитывать» во время боя? Да Толбухину нужно в ножки Мехлису поклониться, ведь если бы тот не настоял на его наказании, то, вполне возможно, так бы и сгнил Толбухин в неизвестности.
Часть 4. Комиссары
Идея
С началом войны наши генералы стали в положение, описанное строчкой из песни Высоцкого: «Как школьнику драться с отборной шпаной?» А драться было надо — деньги до войны получали? Получали. Родину защитить обещали? Обещали. Ну, так надо было не только ножку на парадах тянуть да доносы на коллег в НКВД писать, надо было и военное дело попробовать изучить. Тогда не пришлось бы жаловаться на то, что комиссары, видишь ли, им воевать не давали.
Давайте разберем образный пример о прыжках с вышки в воду. Уподобим полководцев Красной Армии прыгунам в воду, которых, не обучив (вернее, обучив всяким ненужным глупостям), не потренировав в прыжках с маленькой высоты, сразу завели на десятиметровую вышку. Прыгать очень страшно. Не буду их сильно оправдывать — если тренировать их действительно было негде (войн не было), то уж теорию прыжков они могли изучить сами. Однако им было лень это делать, и лень потому, что в жизни им не требовалось знать, как прыгать с вышки (знать военное дело), для получения вожделенных званий мастера спорта (генерала). И эту военную машину Советского Союза, в которой можно было стать генералом, не умея воевать, наши генералы создали сами. Именно такая она им очень нравилась и нравится до сих пор.
Но, повторю, 22 июня 1941 года немцы заставили их восходить на очень высокую вышку и прыгать. Очень высокую! Трусливые подонки еще на подходе к этой вышке сбежали (предали еще до войны), другие, увидев реальную высоту, сползли по столбам (сдались немцам в плен), третьи, толпясь на высоте, пытались заставить прыгнуть кого-нибудь вместо себя (уклонялись от принятия боевых решений) и только честные начали прыгать. Кто-то разбился после первого прыжка, кто-то сильно ударился и, повизгивая, скрылся на тыловой должности, а честные снова залазили и снова прыгали, пока не научились прыгать так, как немцы, и еще лучше.
Но заставлять прыгать только честных было бы очень несправедливо: давать подонкам прятаться за спинами порядочных людей — это предавать порядочных людей. Что делать? Выход довольно простой — нужно к каждому генералу поставить специального человека, который, во-первых, прыгая вместе с генералом, показал бы ему пример, а, во-вторых, столкнул бы генерала с вышки, когда тот начнет уж сильно малодушничать. Таких людей называли комиссарами.
Идея комиссаров ясна, а посему они появились впервые не в России. К примеру, в начале XIX века они были в армии США: «Комиссар — назначенный правительством в воинскую часть чиновник, в чьи обязанности входит следить за моральным и политическим духом военных».
И в России, как только советское правительство в 1918 году начало создавать Красную Армию, то сразу выяснилось, что призванные большевиками бывшие царские офицеры и генералы предают Советы и спасибо не говорят. Поэтому практически сразу же к ним начали приставлять комиссаров — людей, верных правительству. Поскольку в то время советское правительство было коалиционным, то первые комиссары были представителями обеих правящих партий, т. е. не только большевики, но и левые эсэры. Однако после измены левых эсэров и перехода всей власти в руки большевиков, комиссары, само собой, были уже только коммунистами.
Надзор за командованием был главной функцией комиссаров, второй функцией была политическая воспитательная работа, т. е. комиссары должны были убедить всех, что перед Красной Армией поставлены справедливые и очень нужные народу цели.
Как казалось Правительству СССР, в 1937–1938 годах армию очистили от предателей, причем чистили армию не сотрудники НКВД, как это сейчас принято утверждать, а сами генералы, поскольку никакой НКВД не мог арестовать военнослужащего, если на это не давал разрешения его командир. Оставшимся генералам, проявившим себя на ниве борьбы с предателями, верили, посему в Правительстве СССР возникла эйфория доверия к генералам, и 12 августа 1940 года комиссары были упразднены. Технически — у конкретных комиссаров в армии была упразднена функция надзора за командным и начальствующим составом РККА и оставлена только функция воспитательной работы, в связи с чем эти люди стали называться уже не комиссарами, а заместителями командиров по политической части. Но это не единственная причина данной реорганизации на тот момент и не главная.
Два начальника — один официальный, а второй надзирающий за официальным — размывали ответственность за исполнение боевой задачи — становилось непонятно, кто из них конкретно отвечает за поражение? Командир мог перекладывать ответственность на комиссара по принципу: «Я-то командир замечательный, да вот дурак-комиссар мне не так приказал, почему задача и не была выполнена».
Таким образом, наличие комиссаров, так сказать, официально уничтожало единоначалие (уверен, что его и без комиссаров тоже не было, а уж с комиссарами его не было в квадрате). А без единоначалия невозможно в творческом процессе боя задействовать творческий потенциал всех командиров.
Но началась война, и почти сразу же выяснилось, что единоначалия в РККА как не было, так и нет, а начальствующий состав Красной Армии в очень большой своей массе сдает немцам и солдат, и страну (как они сделали это и в 1991 году). Кто-то из подлости, кто-то из трусости и малодушия, кто-то по всем причинам сразу. Советскому правительству деваться было некуда: пришлось плюнуть на декларируемое генералитетом единоначалие и вновь ввести надзирающих комиссаров. Сделано это было через три недели после начала войны, и просуществовали комиссары несколько больше года — до 9 октября 1942 г., когда комиссары в армии были вновь упразднены (на флоте чуть позже), на этот раз навсегда.
Мехлис
Должность комиссара — это не более чем должность, она не делает человека ни лучше, ни умнее, ни храбрее. Конечно, она обязывает, но все же все зависит от конкретного человека. Попадет на эту должность умный храбрец, и эта должность будет сиять, попадет алчный урод — и должность превратится в его кормушку, и только. «Не место красит человека, а человек место», — банально, но напомнить эту поговорку будет к месту. И Лев Захарович Мехлис был идеальным комиссаром, что, в общем-то, и являлось причиной, за что его так ненавидели многие наши полководцы. Для них он являлся слишком большим упреком в подлости, трусости, малодушии и тупости.
Мехлис родился в Одессе в 1889 году, окончил 6 классов еврейской школы, работал конторщиком, в 1907 году вступил в сионистскую партию «Паолей Цион» («Рабочие Сиона»), но вскоре из нее вышел — был слишком умен, чтобы быть расистом или националистом. В 1911 году был призван в царскую армию во 2-ю гренадерскую артиллерийскую бригаду. Через год стал бомбардиром, а в дальнейшем, судя по погонам на старой фотографии, взводным фейерверкером, т. е. имел максимальный унтер-офицерский чин, и прослужил он в армии до 1918 года. В январе 1918 года демобилизовался, вступил в партию большевиков, которая в 1919 году и посылает его комиссаром в действующую армию. И в Красной Армии Мехлис начинает обращать на себя внимание, прежде всего, своим бесстрашием.
