А кто слышал не о литературном Серпилине, а о реальном В.Я. Тишинском? В конце июня 1941 года кавалерист полковник Тишинский приехал в составе инспекционной группы проверять 237-ю стрелковую дивизию, а 17 июля вынужден был ее возглавить в момент нанесения советскими войсками контрудара под Сольцами. В ходе этого контрудара, напомню, потерпел тяжелое поражение немецкий 56-й танковый корпус, которым, кстати, тогда командовал Манштейн.
Так вот, после этого 237-я дивизия была передана в состав 48-й армии, а 12 августа она, вместе с несколькими другими дивизиями попала в окружение. Пережил войну начальник политотдела этой дивизии Ф.Я. Овечкин, который рассказал.
«…Израсходовав боеприпасы, то есть снаряды, мины, командование 237-й стрелковой дивизии отправило автомашины, автобусы, орудия, тяжелые минометы в тыл, направление — Ленинград. Колонна была выведена на дороги, связывающие с Ленинградом — шоссе Москва — Ленинград. Вышла вся артиллерия 237-й стрелковой дивизии, выведен весь автопарк, автобусы медсанбата и более двух тысяч раненых. По неточным данным — около трех тысяч человек.
14 августа на КП 70-й ордена Ленина стрелковой дивизии произошло совещание командиров, комиссаров, начальников политотделов и начальников штабов дивизий (70-й и 237-й) по вопросу согласованных действий в создавшейся обстановке (полуокружение противником, захват проходных дорог и отсутствие горючего, боеприпасов, продовольствия). На совещании было единогласно предложено командиру 70-й дивизии генерал-майору Федюнину принять на себя командование как старшему по званию и более длительное время находящемуся на должности командира дивизии. Тов. Галстяну — военкому 70-й стрелковой дивизии — принять обязанности военкома этого отряда из двух дивизий. 1-я горно-стрелковая бригада еще 12 августа оставила свои позиции и ушла на восток, открыв левый фланг 70-й дивизии. Кстати, немцы не воспользовались этим до 18 августа.
Генерал Федюнин и полковой комиссар Галстян от предложений, сделанных им, отказались! Генерал Федюнин сообщил свое решение: «Дивизия будет выходить 16 августа с наступлением темноты, дабы не дать возможность противнику обнаружить отход. Выводить дивизию двумя путями, но какими, не указал! Он также предложил, чтоб выход с занимаемых позиций каждая дивизия, каждый полк производили самостоятельно, без всяких согласований действий».
Командир 237-й дивизии Тишинский и военком Давидович с таким решением не согласились, заявив, что выводить дивизию будут организованно и всю вместе. Дивизия должна держаться «в кулаке». Никаких партизанских действий допущено не будет. Начподив Овечкин и начальник штаба Тимофеев поддержали их решение и приступили к реализации этого плана. Было отдано следующее распоряжение:
«1. Полки оставляют занимаемые позиции ровно в десять часов вечера и ни минутой раньше — позже.
2. Команды о снятии с позиций производятся тихо, почти шепотом. Никаких звуков, звона котелков, оружия и др. не допускается.
3. Огни на занимаемых позициях остаются теми же, что и были. Режим артиллерийского, пулеметного, ружейного огня остается тем же, что и был.
4. Для сохранения огня оставить от каждого батальона по отделению, которые с наступлением рассвета покидают позиции и уходят вслед за батальоном.
5. Для наблюдения за установленным порядком оставить политических работников.
6. Штаб дивизии и политотдел, прокуратура, особый отдел и трибунал следуют вместе со штабом 838-го стрелкового полка. Справа следует 841-й, слева 835-й полки. На 835-й стрелковый полк возложена задача охранять полки дивизии и штаб от возможного нападения противника слева, подбирая по пути бегущих красноармейцев 1-й дивизии народного ополчения».
Утром 17-го августа части дивизии, как всегда по заданному противником режиму, в 9 часов услышали сильную артиллерийскую стрельбу и вскоре усиленную авиационную обработку района, занимаемого нами накануне и покинутого вечером. Около 10 утра в воздухе появились немецкие разведывательные двухфюзеляжные самолеты («Дорнье-комета»), прозванные красноармейцами «рамами». Они летали на низкой высоте, рассматривая возможное укрытие отошедших частей дивизии.
К исходу дня 18 августа немецкой разведке удалось обнаружить пути отхода частей дивизии. Началось преследование, в первую очередь, авиабомбежкой и артобстрелом. В районе деревни Люболяды отходили части 835-го стрелкового полка и штаб дивизии (в ходе движения штаб переместился из 838-го стрелкового полка в 835 сп).
19 августа в районе деревни Люболяды 8-й батальон, прикрывающий отход полка и штаба дивизии, вступил в бой с преследовавшими подразделениями 196-й пехотной дивизии немцев. Завязался бой. При артобстреле немецкой артиллерии был убит командир дивизии полковник Тишинский и несколько красноармейцев. Похоронив погибших на окраине деревни, на лесной опушке, батальон переправился через реку Лугу и пошел вслед за основными силами дивизии». [Конец цитаты.]
Интересно, но то, что советская дивизия, попав в окружение, не потеряла управление и не распалась, а в полном составе пробилась к своим, было удивительно, прежде всего, для советского командования, в частности, для командующего 46-й армией генерала Антонюка. Ф.Я. Овечкин в своих воспоминаниях приводит разговор, состоявшийся в его присутствии в начале сентября 1941 г. в Ленинграде между К. Е. Ворошиловым и генералом Антонюком:
«Ворошилов. Где 70-я и 237-я дивизии?
Антонюк. Они окружены в районе Медведя, Люболяды и уничтожены полностью.
Ворошилов. Комиссар, скажите, где эти дивизии?
Овечкин. Занимают позиции — Высота Федоровская, Антроповщина, Контокопщина, станция Александровская под Пушкином.
Антонюк. Лжете, товарищ комиссар!
Овечкин. Это Вы, генерал, лжете своими донесениями и рассказом. Дивизии целы и воюют. Правда, за время боев имеют большие потери, но сохранили свои полки, роты, знамена».
Ну и что, скажете вы, мало ли было в ту войну никому не известных погибших полковников? Их тогда никто не знал, и сегодня они никому не нужны на фоне таких выдающихся героев, как маршал Жуков или адмирал Кузнецов. Но дело в том, что тогда, в 1941 году, полковник Тишинский был достаточно известен, и вот почему. Он отметил свое вступление в должность боем, о котором сразу же заговорили.
«Все началось с задержки по времени выполнения приказа командующего армией, по которому дивизия отводилась на несколько километров назад для занятия более выгодных рубежей, т. к. занимаемые позиции давали возможность противнику отрезать ее от своих тылов, от армейских соединений и оказаться в окружении. Распоряжение на отвод частей еще не было разработано, как поступили данные от разведчиков 835-го стрелкового полка. Командир разведроты Савельев доложил, что доставлен пленный, который показал о прибытии на участок, находящийся против 237-й дивизии, новой, свежей немецкой дивизии «Мертвая голова». Она имеет задачу в ближайшие сутки сменить потрепанные части 3-й моторизованной дивизии.
Вслед за этим сообщением командир 691-го артполка Кузнецов доложил, что разведчики полка во главе с Корниенко захватили обер-лейтенанта, ефрейтора и важные документы. Изучение штабных документов, приказа командира дивизии СС «Мертвая голова» показало, что дивизия до деревни Ванец будет следовать походным порядком в автомашинах. Остановочный пункт деревня Ванец будет последней, откуда полки этой дивизии развертываются для занятия боевого порядка, севернее деревни. Из документов явствовало, что дивизия будет следовать по территории, занятой 237-й стрелковой дивизией, следовательно, представляется возможность встретить ее колонны на марше, не дать ей развернуться и разгромить. В соответствии с этим решением и был построен боевой порядок полков, что давало возможность полностью уничтожить боевую технику: танки, бронемашины, автотранспорт и захватить артиллерийско-минометное и стрелковое оружие, а также документацию штабов.