«Сейчас, когда вновь поднялся страшный шум вокруг «проблемы реституции перемещенных культурных ценностей» (означающей, что Россия должна передать Германии свои законные трофеи в обмен на ядреный шиш с германской стороны), поневоле вспоминается анекдотическая, но невымышленная история, связанная с «церковными вратами». В Новгороде, в соборе Святой Софии, до сих пор радуют глаз старинные литые двери, изготовленные в Западной Европе, в веке, кажется, десятом. История их весьма примечательна — на фоне воплей о реституции…
Однажды древние новгородцы собрались в Швецию по совершенно житейским делам — нужно было немного пограбить шведскую столицу Сигтуну. Такие уж тогда были обычаи: когда обитатели какой-нибудь страны замечали, что немного поиздержались, они со спокойной совестью отправлялись грабить ближних или дальних соседей. Сами ограбленные, подсчитав синяки и убытки, долго не горевали, в свою очередь начиная поглядывать по сторонам в поисках слабого соседа, к которому стоило бы наведаться в гости. Словом, такое поведение считалось вполне светским, я бы сказал, комильфотным. Стало уже хрестоматийным упоминание о некоем французском бароне, который построил замок близ Парижа и нахально грабил королевские обозы. Бывали случаи и похлеще: скажем, в августе 1248 г. два немецких рыцаря, Пильгерин и Вейнольт, заявились в гости к своему знакомому рыцарю и поэту Ульриху фон Лихтенштейну, однако вместо дружеского застолья разграбили драгоценности хозяйки дома, а самого Ульриха уволокли с собой и больше года держали в подвале, пока не получили выкуп…
Вернемся к новгородцам. Итак, они прихватили побольше пустых мешков, сели на крутобокие ладьи и поплыли в Швецию. Но где-то на полпути встретились с ладьями эстов (предков древних эстонцев), каковые не без самодовольства сообщили, что новгородцы старались зря и могут поворачивать оглобли — ибо они, эсты, как раз и плывут из Сигтуны, где грабить уже совершенно нечего, и вообще Сигтуна, откровенно говоря, давно уже догорает…
Новгородцы, как любой на их месте, прежестоко оскорбились — готовились, предвкушали, ладьи конопатили, топоры точили, мешки запасали! — и, недолго думая, предложили эстам поделиться награбленным.
Теперь уже оскорбились эсты, усмотрев в столь наглом требовании извечную тягу русских к халяве. И заявили нечто вроде: в конце-то концов, все добро они честно награбили, трудясь в поте лица. Разграбить и сжечь шведскую столицу — это вам не на гуслях тренькать у себя в Новгороде, былины про Садко распевая! Если хотите разбогатеть — плывите дальше и сами кого-нибудь ограбьте, как приличным людям и полагается! Мигранты, мать вашу…
«Ах так, чудь белоглазая?! — взревели новгородцы некормлеными ведмедями. — Ну, тогда все отымем!»
Неизвестно, насколько этот диалог соответствовал истине, зато достоверно известно другое: последовало морское сражение, в результате которого эстов чувствительно потрепали и отобрали у них кучу добра, в том числе и вышеупомянутые врата, которые торжественно установили в Новгороде (в конце-то концов, утешали свою совесть, должно быть, новгородцы, эсты все равно язычники и церковные двери им ни к чему).
По логике отечественных либералов данные двери, надо полагать, следует вернуть Швеции. Реституировать, извините за выражение. Однако есть небольшая загвоздка. Врата эти шведы самым беззастенчивым образом сперли в германских землях, когда подожгли и ограбили то ли Аахен, то ли Бремен. Так кому же прикажете возвращать произведение искусства — Германии, Швеции или Эстонии? Пожалуй, гораздо проще будет оставить все как есть. Занеся «реституцию» в разряд неприличных слов. А нынешние немцы, требующие вернуть им «награбленное», право же, чрезвычайно напоминают итальянцев, которые в свое время зело сокрушались и ругали наполеоновских грабителей, безжалостно уволокших во Францию четверку бронзовых коней, столетиями украшавших венецианскую площадь Святого Марка. При этом итальянцы как-то упускали немаловажную деталь: кони эти некогда украшали Константинополь, откуда их и сперли итальянские рыцари, принимавшие участие в разграблении города в 1206 г…»
На Западе иметь целью войны разбой ничего не мешало, более того, из-за любви Запада к «правовым государствам» военный разбой был быстро узаконен и действовал, надо думать, чуть ли не до XX века. Вот, скажем, как это дело обстояло в Великобритании.
«Здесь, по-видимому, следует сказать, что в английском флоте захват в сражении «призов», то есть вражеских судов и товаров, всячески поощрялся. В Адмиралтействе существовал специальный отдел, ведавший призами. Особенно радовал Адмиралтейство захват вражеских судов. Он составлял важный и наиболее дешевый источник пополнения британского флота. Ведь на постройку нового корабля требовались долгие годы и очень большие деньги. А ремонт захваченного в бою судна противника мог быть осуществлен за несколько месяцев при куда меньших материальных затратах. Кроме того, нередко англичанам удавалось захватить неприятельские корабли, перевозившие золото из колоний в метрополию. За такими кораблями охотились, и очень упорно. Когда приз доставлялся в Портсмут или другой английский порт, туда прибывал уполномоченный Адмиралтейства для установления его стоимости. В Лондоне тщательно изучали относящиеся к делу материалы и устанавливали призовую сумму. Большая часть призовых денег распределялась среди экипажа судна, захватившего приз, — от рядового матроса до капитана, но, разумеется, не поровну, а в соответствии с их положением.
Призовыми деньгами привлекали матросов при вербовке во флот. В городах вывешивались плакаты такого, например, содержания: «Требуются три 1-й статьи или неморяки для службы на корабле его величества «Лайвели». Те, кто поступит на эту службу, будут направлены на захват богатых испанских галеонов и впоследствии возвратятся, окруженные почетом и нагруженные деньгами; они проведут остаток своих дней в мире и богатстве». И действительно, матрос, которому повезет, мог в течение часа заработать призовыми деньгами больше, чем за всю жизнь, трудясь на берегу. Везло, разумеется, лишь немногим. И тем не менее соблазн был очень велик.
Самым богатым призом, захваченным англичанами в XVIII столетии, оказался груженный золотом испанский корабль «Гермионо». Он шел из Лимы (Перу) в Кадис и был взят в 1762 году. Приз оценивался более чем в полмиллиона фунтов стерлингов. Из этой суммы английский адмирал получил примерно 6500 фунтов стерлингов, офицеры, естественно, меньше — соответственно рангу, матросы — еще меньше. И все же на долю каждого матроса и морского пехотинца пришлось по 485 фунтов стерлингов. По тем временам это были очень большие деньги: как уже говорилось, матрос 1-й статьи получал тогда 25 шиллингов в месяц. Такие случаи сильно действовали на воображение моряков, они самоотверженно гонялись за призами и, не задумываясь об опасности, лезли на абордаж. Не составляло секрета, что многие адмиралы и капитаны, особенно если они находились в районе военных операций, приобретали значительные состояния из призовых денег. Что касается Нельсона, то его отец и члены семьи в Барнэм-Торпе вздохнули свободнее, когда он стал посылать им призовые деньги, добытые в Вест-Индии».
Для справки: фунт стерлингов — это английский фунт серебра, т. е. 0,454 кг, шиллинг — 1/20 фунта.