Это можно объяснить тем, что российские интервенции все же были иностранными, а это свое, родное. Российское вмешательство было скрытым, а это открытое вещание. И это, по сути, запрет на свободу слова, на что американцы должны реагировать в любом случае более активно.
Сегодня в этом обсуждении высказываются разные аргументы. Эта дискуссия в сильной степени напоминает ту, что ведется в Украине в рамках двух полюсов — свободы слова и войны: может ли быть свобода слова во время войны или нет.
Приведем некоторые из американских аргументов:
• «В чисто академических беседах защита свободы слова вне зависимости от контента, кажется, имеет смысл. Но абсолют свободы слова игнорирует тот факт, что в действительности слово не является равным по всем темам и платформам для каждого. Этот взгляд не способен учесть работу реальной власти и то, как общество работает на пользу и поддержку тех, кто за белый супрематизм и белую хрупкость. Часто вопрос свободы слова поднимается, как в случае Джоунса, в контексте тех, кто хочет свободы выражения взглядов, которые не только одиозны или непопулярны, но также напрямую связаны с дегуманизацией и подавлением других» (
[1158], см. также
[1159]),
• «язык ненависти является опасно эластичной меткой, которой долго пользовались в Америке, чтобы демонизировать непопулярное выражение. Если мы будем чрезвычайно усердно ограничивать так называемый язык ненависти, мы рискуем создать западню для тех самых людей, которых пытаемся защищать»
[1160],
• «мистер Джоунс является только одним из 2,2 миллиарда пользователей, но он стал символом несогласованности и нежелания технических платформ заниматься войной с дезинформацией»
[1161],
• «Что демонстрирует нам это шоу? Что вы как интернет-пользователь имеете мало власти над контентом, который вы считаете оскорбительным и вредным в онлайне. Все в руках у технических компаний. В этом, конечно, нет ничего нового. До интернета люди высказывали свое возмущение телевизионными и радио ток-шоу. Интернет просто оказался более доступным, менее управляемым пространством»
[1162].
Сегодняшний мир увидел реальность информационного и виртуального пространств. На них, как оказалось, вполне можно стоять двумя ногами, как и в пространстве физическом. И точно так они могут быть опасными для человека. Интернет и соцмедиа принесли новые возможности, но и новые опасности.
3. Фейки становятся частью большой политики
Политика, как и бизнес, являются достаточно креативными в своем инструментарии. Как только новый тип инструментария заявляет о себе, его сразу берут на вооружение. И политика, и бизнес являются высоко конкурентной средой, что объясняет такое их внимание к инновациям. К тому же они имеют в своем распоряжении достаточное финансирование, чтобы запускать новый инструментарий.
Фейки стали таким инструментарием большой политики. Самым ярким примером использования фейков все еще является российское информационное вмешательство в американские президентские выборы 2016 года.
Однако им в спину уже дышит Китай. Вот как Нью-Йорк Таймс сопоставляет российский и китайский подходы: «Сравнивая с их российскими коллегами, китайские офицеры разведки исторически следуют целям внешней политики своей страны, скорее культивируя долговременные отношения, а не занимаясь дезинформацией. Российские операции склонны усиливать политические разногласия, чтобы вбить клин в целевое общество: связанные с Россией боты продвигали информацию „за“ и „против“ вакцинации в США между 2014 и 2017, а российское агентство, связанное с Кремлем, покупало рекламу в Фейсбуке о таких разделяющих вопросах, как раса, аборты, гендерное равенство перед выборами в 2016. Китайские операции вместо этого культивируют общие интересы с влиятельными акторами»
[1163].
Китайский интерес понятен в этом плане, поскольку они, скорее, формируют будущее, а не настоящее. Россия своими активными дезинформационными кампаниями как раз играет в настоящем, поскольку дезинформация рано или поздно все равно вскрывается. Но она все равно выполняет свою задачу в данной точке пространства и времени.
Генерал Бридлав говорит о российском подходе: «Россия полностью использует новый медиа ландшафт, продвигая дезинформацию, чтобы порождать разочарование среди американцев. Россия эксплуатирует разделение американского населения для продвижения того, что может быть названо „культурной войной“. Исследования показали, что США более поляризованы, чем когда бы то ни было, по таким проблемам, как контроль над оружием, иммиграция, религия и раса. Российские специалисты, видя такую возможность, заказывают рекламу в соцмедиа, чтобы продвигать такие взгляды по этим проблемам, которые еще более увеличат разрыв. Российские реклама и профили не имеют последовательной политической позиции. Единственным последовательным аспектом является то, что они продвигают позиции по чрезвычайно разделяющим проблемам»
[1164].
Китай серьезно нацелен на удержание своих отношений с китайской диаспорой за рубежом
[1165]. Он нацелен на независимые китайские медиа, китайских студентов, китайский бизнес, важных не-китайских индивидов и организации, являющиеся донорами политических кампаний. Все они становятся объектами влияния для того, чтобы продвигать политику Китая в своих странах. Получается, что перед нами сеть, построенная на человеческих отношениях, но имеющая вполне конкретные политические цели.
