Правда, советские слухи и анекдоты как вариант самотранслируемых сообщений рассказывали то, что не хотели транслировать советские СМИ. Как и фейки, они имеют содержание, отличное от разрешенных трансляций. То есть несовпадение с миром, с другими описаниями мира становится чертой, объединяющей их вместе.
Сказки описывают ситуации, которые невозможны в реальной жизни. Вероятно, в этом есть и практическая направленность — узнать то, что делать нельзя. Кстати, сказки наполнены нарушениями житейской логики. Красная Шапочка заговорила с незнакомцем — волком, и попала в водоворот смертельных приключений. Сестра попросила братца не пить из копытца — ослушался и стал козленочком.
Литература в прошлом, как сериалы сегодня, является главным генератором виртуальностей в нашем мире. Это не просто разрешенная, но и приятная, и притягивающая к себе виртуальность. И это не ложь, а какой-то другой, более мягкий термин нужен для этого, например, неправда, поскольку читатель/зритель прекрасно понимают, что перед ними не газета. Более того, они заинтересованы именно в другом мире, поскольку погружаться в тот же мир, что за окном, у них нет желания, они и так там все знают.
Это могут быть также видеоигры (см., например,
[720]). Существенным отличием видеиогр является непосредственное участие пользователя в развитии сюжета. Он сам выбирает его направление и свои действия, то есть вариантов многообразия становится еще больше.
Виртуальная реальность, создаваемая таким образом, строится на определенных правилах поведения как героев, так и самой виртуальной среды. Они могут быть совершенно иными, чем те, к которым мы привыкли. Эти правила могут действовать сегодня и сейчас и принципиально отличаться от правил другого такого же виртуального мира, число которых стремится к бесконечности.
Виртуальная реальность олицетворяет порядок, в отличие от хаоса вокруг нее. Но правила все равно существуют — находясь в воде, тебе придется плавать, а не бегать. Любое описание ситуации избирает из нее одни характеристики и отбрасывает другие. Такое описание одновременно фиксирует для читателя главное, в рамках чего и развиваются все причинно-следственные связи. Это чеховское ружье, которое должно выстрелить в третьем акте, если оно появляется в поле зрения в первом.
О первых вариантах вербальных описаний ситуаций времен античности пишут следующее: «На эпос по его природе повлияли особенности великих событий, действий, исторической правды, трагедии, героических фигур, испытаний и страха. Это напрямую приводит нас к тому факту, что Илиада является особым типом поэмы. Следует также помнить, что „поэт“ от греческого слова poiesis, означающего ремесло или делание, должен был быть компетентным в жанрах драмы, стихосложения, хора, лирики и прозы»
[721].
Намного более сильным было влияние первых нарративов. Это были почти божественные слова. Вот как описывается роль Илиады: «Илиада изменила то, как люди молились. В соответствии с историком пятого века Геродотом это был Гомер вместе с поэтом Гесиодом, который „описал греческих богов“ и который дал человеческие черты, характеристики, формирующие богов Олимпа, которые мы узнаем сегодня. В то же самое время люди создавали культы человеческим героям Илиады, принимая их за своих героических предков. Принадлежность к Илиаде, обладание историей, рассказанной Илиадой, стали базой греческой идентичности»
[722].
Кстати, именно по этой причине страны воюют за свою историю, борясь против того, чтобы ее писали другие. Наличие своих героев является краеугольным камнем национального самосознания.
Сильное событие должно было остаться в веках, поэтому его старались запечатлеть в новых ритуализированных формах. Собственно говоря, так поступает и религия, которая переполнена ритуалами. Все это методы создания социальной памяти, что в свою очередь ведет к удержанию собственной социальной идентичности. Ритуал в этом случае становится идеальной формой, поскольку здесь есть вербальная и визуальная составляющие, а также память тела. Общие ритуалы порождают единых людей. Сегодня такую функцию взяло на себя телевидение в сфере единого мышления, порождаемого новостями и ток-шоу, а также телесериалы — в сфере выработки единых чувств.
Особую роль при этом играет даже не позитив, а негатив, который объединяет даже сильнее. Х. Насреддинов пишет: «Сегодня нагнетание негативных эмоций — самое действенное пропагандистское оружие власти. При этом не дается возможности осмысленно обсудить события прошлого и настоящего, задать „неудобные“ вопросы. Нет, вместо этого просто смотри видеоряд с разрушениями, массовыми захоронениями и запоминай, что это и есть единственная правда. Ведь простой просмотр яркого видеоролика вместо нормальной дискуссии вызывает у зрителя эмоциональное, а значит необдуманное поведение. Которое и нужно власти. Ведь поведение подвержено манипуляции. Если же человеку разрешить обстоятельно мыслить, то он принимает собственное решение и к управлению он не пригоден. Вот такие самостоятельно мыслящие, то есть неуправляемые с точки зрения власти, люди, и опасны для властной элиты и с ними уже разбираются на другом, силовом, уровне воздействия»
[723].
Негатив, являясь более сильным эмоционально, подавляет рациональное. Особенно когда негативный рассказ телевидение усиливает визуальным рядом. Все это было очень характерным для рассказов российского телевидения о событиях в Украине. Там был и взволнованный рассказ о не существовавшем в природе распятом мальчике, и фейковое удостоверение СС в руках Д. Киселева, поддельный характер которого ему потом пришлось признать, и многое другое.
То есть чем серьезнее становится накал страстей, тем больше вероятность, что телезрителей обманут. Так, телеканал «Дождь» нашел в сюжете «Первого канала» и «России 1» о предполагаемой химической атаке в сирийской Думе кадры из художественного фильма 2016 года (
[724]
[725], о других «странностях» см.
[726]). Когда «Первый канал» в июле 2016 года рассказывал об ажиотаже из-за выхода компьютерной игры «Pokemon GO», он показывал, как толпа людей блокирует уличное движение. Однако, как оказалось, кадры были с митинга.
