Поздно ночью все собрались в саду у костра. Лето близилось к концу, и ночи стали прохладнее. Брат Остролист протянул свою кружку, чтобы ее еще раз наполнили сидром.
Остролист подул на пенящийся напиток и поднес его к губам:
— Да, фрукты созревают быстро, дружище. Клянусь, я страшно скучаю по молодым Самкиму и Аруле. Скорей бы уж они вернулись!
Сестра Настурция сидела рядом с ними, глядя в огонь костра. В наступившем молчании она запела:
— Идет бельчонок с моим великим мечом, Идет молодая кротиха с мешком за плечом, Идет длинноухий, проворный и вечно голодный, — С ними идет Защитница в Рэдволл свободный. — Настурция вдруг тряхнула головой и села прямо: — Боже милостивый, что это я опять сижу тут и распеваю неизвестно что?! Какие глупые песенки! Извините меня!
— Не надо извиняться. — Кротоначальник погладил ее лапу. — Это был голос Мартина Воителя.
Аббатиса Долина пошевелила костер палкой. Искры взлетели и поплыли в ночное небо.
— Спасибо нынешнему лету! — сказала она. — Теперь я могу не беспокоиться за этих сорванцов! Если Мартин говорит, что они возвращаются, этого достаточно. Завтра я выставлю отряд встречающих!
Солнце ярко осветило склоны Саламандастрона, разогнало утренний туман, открыв отряд землероек, выстроившийся рядом с отрядом зайцев. Все взоры были устремлены на главный вход, и, когда камень откатился в сторону, раздался шум. В открывшемся проеме показалась Глинушка, с головой украшенной венком из полевых цветов. На барсучихе было надето красивое голубое платье. Она отступила в сторону, и из горы показалась великолепная процессия.
Первыми шли почетные гости из Рэдволла — Самким и Арула. Бельчонок, конечно, нес свой меч, а кротиха — весло землероек, перевитое плющом. Позади них выступали предводители землероек, Лог-а-Лог и Алфох. Их плечи покрывали зеленые туники, лапа каждого покоилась на эфесе рапиры. Затем шли Мара и Пиккль. Барсучиха, в нарядном кафтанчике цвета старого золота, несла на кончике копья огромный букет роз. Пиккль, одетый в светло-песочного цвета мундир, нес заячий лук и колчан со стрелами. Позади них шла Ясеника, ее нарядный плащ украшали морские раковины. Урт Белый замыкал шествие вместе с Сапвудом и Бычеглазом.
Теперь, когда Урт Полосатый покоился в своем парадном облачении, белый барсук надел его боевое вооружение, в котором тот был, когда спустился на берег, чтобы сразиться в своей последней великой битве. Урт Белый сам подправил его в кузне.
До самых кончиков когтей он выглядел настоящим воином. Солнце сверкало на его снежно-белом меху, Сапвуд опустился на колени и подставил голову под лапу Урта Белого.
— Это мой внук, — раздался голос Глинушки. — Его прадедом был Урт Коготь, а его отцом Урт Сильный, а братом — Урт Полосатый. Тот, кто сегодня стоит перед вами, будет править этими землями, пока продлятся его дни. Правитель Горы! Командир Дозорного Отряда! Воин и Владыка Саламандастрона! Салют Урту Белому!
Копья, рапиры, луки и весла взметнулись вверх подобно набежавшей волне.
— Эу-у-ула-а-алиа-а-а-а!
Все собравшиеся подхватили клич горы, и эхом отозвался каждый камень. Саламандастрон получил нового Правителя.
После церемонии на берегу накрыли столы для торжественного обеда. Хорошая пища, но немудреная. Саламандастрон был военным поселением, и в мастерстве приготовления праздничных блюд даже лучшие из его поваров не могли сравниться с братом Ревунчиком из Рэдволла.
Самким смотрел на лодки землероек, колышущиеся на линии прибоя. Меч Мартина лежал рядом с ним. У бельчонка не было желания присоединиться к остальным, он предпочитал одиночество.
Мара села позади него и тоже стала смотреть на море. Не глядя на нее, Самким начал высказывать вслух свои мысли. Вскоре это перешло в беседу, во время которой бельчонок и барсучиха избегали смотреть в глаза друг другу.
— Лето умирает, Мара. Я чувствую приближение осени. Листья желтеют, некоторые уже стали совсем бурыми.
— Так и должно быть, Самким. Никто не может остановить ход времени. Наверное, ты тяжело переживаешь разлуку с домом. Каков Рэдволл осенью?
— Там красиво в любое время года. Осень — пора сбора урожая. Мы начинаем собирать фрукты и овощи. В это время делают октябрьский эль, варят каштаны в меду. Мы допоздна сидим вокруг костра в саду, наслаждаемся ужином и слушаем истории и песни о прошедших днях. По утрам обычно тихо. Шуршат листья в лесу, в траве выступает роса, пахнет хлебом и булочками, которые пекут на кухне. Днем можно полежать на солнышке и съесть спелое яблоко или сочную сливу. Рэдволл не похож ни на какое другое место.
— Ты, должно быть, очень любишь свой дом?
— Да, аббатство — это все для меня. А ты, Мара? Саламандастрон такой замечательный, ты любишь его?
Барсучиха медленно пропускала песок между когтями.
— Я выросла в этой горе. Сегодня утром я почувствовала, что по-настоящему люблю это место. Но, боюсь, я никогда не стану чувствовать себя тут как дома. Здесь слишком много тяжелых воспоминаний. Я не хотела бы оставаться здесь до старости. Уже сегодня я заметила перемены в Урте Белом, он все больше становится похожим на своего брата. Жизнь здесь не для меня.
— Что же ты собираешься делать? Куда пойдешь?
— Я последую за своим сном.
— А-а! Сегодня ночью тебе приснился Мартин Воитель?
— Откуда ты знаешь?
— Потому что он и мне приснился. Мартин велел мне оставаться одному, и тогда ко мне подойдет Защитница аббатства. Это ты, Мара?
Барсучиха обернулась и глянула бельчонку прямо в глаза:
— Мартин сказал мне, что это моя судьба. Он сказал, что я буду счастлива в Рэдволле.
Самким взял ее лапу:
— Так оно и будет. Нам пора домой, Мара из Рэдволла!
42
Осень была уже у порога, но аббатиса Долина стоически отказывалась назначать День Названия. Каждый день с самого утра она выставляла на стены дозорных, которым надлежало стоять до сумерек — и в солнечные дни, и в ненастные, когда из леса подступали туманы. Но Самким и Арула все не шли.
Как-то ветреным утром, сидя в сторожке, аббатиса Долина и Вера Иголка потягивали мятный чай с ореховыми бисквитами. Подруги вышивали прикроватные коврики. Вера Иголка поправила на кончике носа очки:
— Мои старые глаза стали сильно уставать в последние дни. Наверное, это из-за долгого ожидания на стене. Я подолгу смотрю вдаль.
Аббатиса сурово глянула поверх очков на подругу:
— Вера Иголка, что я тебе говорила? У нас хватает молодежи, которая так и рвется на стену. Тебе нет никакой нужды стоять там в ненастье.
Ежиха подлила чаю своей гостье:
— Но я хочу первой увидеть их. Кроме того, это спасает меня от нашего Думбла. Этот малыш — сущий террорист!
