– Думал, ты акончательно мужчина, а ты еще, мала-мала, мальчык… Ты прасил совета? Так вот, саветую: не тарапись! Сыщи Марцэвича, присматрись харашенька, абнюхай там вокруг… И – вазвращайся. Я тебя ждать буду. Скажешь свае решение. Если выберешь «против НИХ», а не «с НИМИ заодно», памогу. Падскажу, как этому шакалу атамстить. Без смертоубийства. Но так, чтобы слезы лил. Дагаварылись?
– Договорились. Спасибо тебе, Халид. И за совет, и за… все остальное. При первом же случае рассчитаюсь, в долгу оставаться не привык.
– А-а… Не беры в голаву! – беспечно отмахнулся Халид. – Эта тебе спасыбо.
– Мне-то за что?
– Забыл, кагда паследний раз с нармальным, харошым челавеком разговарывал. Кругом, панимаешь, сплашные Фильки! Тьфу!
* * *
– …Вот потому-то нам, работникам музейного дела, особенно дорога и близка статья 67-я нашей родной Конституции. Где говорится о том, что «забота о сохранении исторических памятников и других культурных ценностей – долг граждан СССР». В настоящее время, по самым скромным подсчетам, в нашей стране более 80 миллионов советских людей посещают музеи, знакомятся с памятниками старины и истории советского общества, участвуют в различных торжественных церемониалах…
Хороший сегодня выдался денек. Директор галичского экскаваторного завода товарищ Трубников сдержал обещание, и в 9:00 служебный заводской автобус ПАЗ-652 был подан, как и договаривались, прямо к музею. Он был предоставлен в полное распоряжение Ирины на весь день. Опять же – с погодой повезло. Так что, добравшись до Унорожского городища
[17], они с ребятами успели не только хорошенько поработать на этюдах, но еще и искупаться, организовать подобие пионерского костра и полакомиться запеченной в золе картошкой.
В Галич возвратились в начале пятого. Выгрузив подопечный детский народец там же, у музея, и взяв с ребят слово, что все эскизы и наброски они доведут до ума в ближайшие пару дней, Ирина подошла к водителю пазика. Немного смущаясь, протянула десятку. К слову, очень серьезная, по ее доходам, сумма. Ну да нынешняя вылазка того стоила.
– Да вы что, Ирина Петровна! – возмутился водила. – Да это не вы мне, я вам приплатить должен! За своего оболтуса. Раньше уж с такими обормотами водился – страх и горе! А как в ваш кружок поступил – не узнать парня.
– Ой! Извините, а вы?..
– Я буду отец Миши Железнякова. Иван Николаевич Железняков.
– Миши? Простите, я не знала. Ну какой же он оболтус? Очень славный мальчик. И не бесталанный. Неусидчивый немножко, это да. Но рука, кисть хорошо поставлены. И вообще… фантазия, воображение дай бог каждому в его возрасте.
– Во-во, – усмехнувшись, подтвердил водила. – С его фантазиями мы только чудом до учета в детской комнате милиции не дотянули. Но теперь, вашими стараниями, Ирина Петровна… Короче, денюжку вы свою уберите. Нынешний рейс мне на заводе оплатят. Директор лично распорядился.
– Спасибо вам, Иван Николаевич. И товарищу Трубникову, как увидитесь с ним, тоже огромную благодарность от меня передайте.
– Всенепременно, Ирина Петровна. Счастливо.
Пазик, натужно зафырчав, покатил на завод, а Ирина, вполне собою довольная, поднялась на крыльцо и, толкнув старую, дореволюционной ковки дверь, нырнула в прохладу сыроватого, с извечными комарами, музейного предбанника.
И вот здесь-то ее радужное настроение с ходу и приподопустили.
– Ирка?! Ты? Ну наконец-то! – метнулась к ней кассирша, а по совместительству уборщица тетя Глаша. – Где тебя черти носят?!!
– Как это где? Мы с ребятами в Унорож на этюды ездили! Я же эту поездку больше месяца выбивала!
– Да знаю я! И угораздило тебя именно на сёдня ее! Выбить!
– А что случилось?
– Комиссия случилась. Из костромского управления культуры. Во главе с этим козлищем, с Пономаренкой.
– О нет! – простонала Ирина. – Только не это!
– С двух часов у нашей директрисы заседают. Мало того, еще и сучку эту, Элеонору Рудольфовну, из РОНО, позвали. А она на тебя давно зуб точит… В общем – натурально как снег на голову. Хотя… уж лучше бы и в самом деле заместо них снег пошел.
Раздосадованная Ирина бросилась к лестнице, ведущей на второй этаж. Вслед донеслось озабоченное причитание тети Глаши:
– Ирк! Ты там только того… Не возникай! С этими костромскими связываться – себе дороже. Просто молчи и кивай: дескать, была не права, отдельные ошибки признаю, приму к сведению…
Ирина пересекла небольшой выставочный зал, ныне отведенный под выставку работ местных художников (тот самый зал, в котором они волею судьбы познакомились с Юрием), и подошла к двери кабинета директрисы. Перед тем как войти, приложила ухо к дверной щели, прислушалась.
– …Как и прежде, во главу угла поставлена проблема тематической картины, этого наиболее действенного и полномасштабного продукта советского искусства, – бухтел в кабинете на раз-два узнаваемый, скрипуче-неприятный тенорок товарища Пономаренко. – Реалистические традиции, которыми окрашивалась во все времена картина о современнике, о революционном прошлом, не в состоянии иссякнуть, лишь по-разному трактуясь каждым новым поколением…
Ирина тяжело выдохнула и решительно толкнула дверь.
– Добрый вечер. Прошу прощения за опоздание. Просто я не была поставлена в известность о том…
– Ба-а! А вот наконец Ирина Петровна соизволили появиться! – расплылся в саркастической ухмылочке Пономаренко. – Ну да, лучше поздно, чем никогда. Не правда ли, товарищ директор?
Директриса в ответ не произнесла ни слова. Разве что смерила Ирину таким взглядом, словно бы та как минимум продала секреты Родины иностранным агентам.
– Проходите, Ирина Петровна, присаживайтесь. Вы, надо сказать, очень вовремя, хоть и под занавес рабочего дня появились. Ибо мы тут, голубушка, как раз о вашем секторе речь ведем.
– Да-да… Я… извините… Я вас внимательно слушаю.
– Нет уж, теперь позвольте НАМ вас послушать!
– А-а-а… А что вы хотели услышать?
– Да вот хотя бы… Скажите, на каком основании вы взялись вести при музее изобразительный кружок?
Ирина попыталась собраться с мыслями. Но те решительно не собирались. Слишком уж внезапной и резкой оказалась перемена обстановки: от сурожского веселья к галичскому похмелью.
– Да как вам сказать, Андрей Аркадьевич… Просто по собственной инициативе. Опять же ребята попросили.
– «Ребята попросили»! Чудесное основание, не правда ли? – Пономаренко обвел глазами собравшихся, и все, за исключением старейшего музейного работника Спиридона Леонтьевича Ветлушкина, солидарно-осуждающе покачали головами. – А если бы вас ребята попросили… скажем, обнаженную натуру рисовать? Вы бы тоже… пошли навстречу?
