– Прекрати! На самом деле это не смешно.
– Как сказать. А… э-э-э… стесняюсь спросить: от розыска по ленинградской теме вы, товарищ генерал, меня тоже отмажете?
– О господи! – схватился за сердце Гиль. – А в Ленинграде-то ты что уже успел натворить? Главное – когда?
– Когда? – догадавшись, нахмурился Кудрявцев. – Да, похоже, что не далее как вчера вечером. Я прав? Ты каким-то боком причастен к ограблению квартиры на улице Марата, где милиционером был застрелен налетчик по фамилии Невский?
– М-да… А у вас и в самом деле – Контора! Снимаю шляпу. Прикинь, дед Степан? Всего сутки прошли, а наш генерал уже за всё про всё в курсе… Что там человек? Это КаГэБэ звучит гордо!
– Просто мы получаем ежедневную сводку обо всех случаях применения и использования огнестрельного оружия в стране.
– А уж сводку о всесоюзном розыске и подавно?
– Разумеется. И твоя фамилия в ней не фигурирует.
– Экие у нас в Питере мильтоны неповоротливые.
– Я сегодня днем звонил в Ленинград и общался с дежурным по городу, выясняя подробности. По версии местного уголовного розыска, преступник действовал в одиночку.
– Что?!
– Что слышал. Будучи застигнутым на месте преступления, он попытался оказать вооруженное сопротивление и был застрелен. Я еще дополнительно уточню этот момент, но по состоянию на сегодняшний день иных подозреваемых в этом деле нет. Так что, считай, тебе в очередной раз крепко подфартило.
Потрясение Барона от поведанного Кудрявцевым оказалось столь велико, что он не смог выдавить из себя ни единого слова в ответ, продолжая ошалело переваривать свалившуюся на него информацию. И то сказать – второй раз за минувшие сутки, даже уже будучи покойным, Хрящ чудесным образом спасал его от милицейского преследования.
– Что и требовалось доказать, – продолжил Кудрявцев. – Судьба раз за разом тычет тебя носом в дверь, в которую тебе следует как можно скорее зашагнуть. А ты с бараньим упрямством этому сопротивляешься…
Доселе спокойная интонация Кудрявцева переросла в почти отчаянную:
– Объясни нам! Как?! Ну как мы с Казимирычем можем тебе помочь, если ты сам себе помочь не хочешь?!
– В самом деле, Юра. Пора тебе завязывать с… Знаешь, как говорится, «раньше сядешь – раньше выйдешь»?
Расхожую дурацкую прибаутку Гиль произнес таким серьезным авторитетным тоном, что Барон невольно рассмеялся.
– Дед Степан! От кого другого, но из твоих уст – никак не ожидал афоризмов фраерской мудрости.
Всё, на этом Юрином смешке терпение Кудрявцева окончательно лопнуло.
– Значит, так! Чую, сейчас мы ни до чего путного так и не договоримся. Потому даю команду: всем спать. Подъем в семь ноль-ноль: умываемся, завтракаем и выслушиваем твое окончательное решение. После чего…
Владимир Николаевич запнулся. Поскольку и сам не знал, что ему следует предпринять в случае, если Юрий откажется от их с Гилем предложения.
– Всё, братцы! Будет утро – будет пища. А пока – отбой… Хотя погоди-ка…
Кудрявцев запоздало вспомнил, что за всей этой суетой позабыл задать один очень важный вопрос. Связанный не с бурным уголовным настоящим парня, а с его былым партизанским прошлым.
– Скажи, Юра, тебе известно что-нибудь о том, как и при каких обстоятельствах погиб Хромов?
Вопрос оказался столь неожиданным, что у Барона глаза на лоб полезли.
Когда к нему вернулся дар речи, все, что он сумел выдавить, – хриплое:
– Известно.
– Что именно?!
– Дядя Миша, а с ним Сережа Лукин погибли в неравном бою возле деревни Нилово. Это случилось сразу после того, как они провели успешную ликвидацию подполковника абвера.
– Рассказывай, – дрогнувшим голосом попросил Кудрявцев. – И постарайся максимально подробно.
– Ну, всех подробностей я и сам не знаю, – мрачно уточнил Барон.
– Тогда давай, какие есть.
Барон достал папиросу, закурил и начал рассказывать…
– В самом начале ноября 42-го мы получили с Большой земли информацию о том, что в ближайшие дни в Нилово… это такая довольно крупная деревня, километрах в 30 от нашей тогдашней партизанской базы… должен прибыть высокий немецкий чин. Фамилию я теперь, разумеется, не вспомню. Но – в звании подполковника точно. В расположенной рядом с Нилово немецкой разведшколе вроде бы намечался выпуск очередной партии агентов, и этот фашист должен был присутствовать на экзаменах… или… уж не знаю, как это у них правильно называлось. Отряду была поставлена задача ликвидировать этого чёрта.
Наш командир, Яков Трофимович, поначалу склонялся к подготовке полномасштабной боевой операции, но Лукин убедил его, что в такой ситуации диверсия – более надежный вариант. Комиссар Прохоров это решение поддержал. Так была создана группа из трех человек – ликвидаторы (Лукин, Хромов) и я в качестве связного. А я к тому моменту, как назло, простуду подхватил. Не то чтобы критично, температура небольшая, но противная, от которой легкий озноб и в костях ломота. Но я в том, разумеется, не признался – еще решат, что струсил. И на следующее утро мы выдвинулись в Нилово.
По прибытии оборудовали небольшой схрон на краю леса, откуда до деревни, если напрямки, метров сто, не больше. Сергей с Михалычем оставили меня там стеречь оружие и боеприпасы, а сами ушли проводить рекогносцировку. Не возвращались долго, часа четыре. Помню, я уже стал всерьез опасаться, что их обнаружили и захватили. Но ближе к вечеру они вернулись. Информация вроде как подтверждалась – от одного из местных жителей узнали, что небольшой, но крепенький домишко, что в трех дворах от здания местной комендатуры, немцы накануне весь день прибирали-вылизывали. Вплоть до того, что даже нужник покрасили и утеплили… По всему – высокопоставленный гость должен был остановиться именно в той избе. А может, уже остановился. По крайней мере, часового у калитки Сергей с Михалычем срисовали.
Понятно, что штурмовать избу нашим маленьким отрядиком было равносильно самоубийству. И тогда Лукин, как старший группы, принял решение валить этого гада на дороге, примерно в километре от деревни. Сыскалось там одно очень удобное местечко для засады. И путь отхода вполне себе: небольшим оврагом, аккурат к лесу выводящим. Единственная загвоздка – «знающего» среди нас не было. А надо сказать, дорога для этой глухомани была вполне себе оживленная. Машины периодически туда-сюда между деревней и лагерем разведшколы перемещались. Включая и легковые. Поди пойми – в какой из них берлинскую шишку возят. А стационарный наблюдательный пункт устроить решительно негде. Разве что… В общем, это была идея Лукина, хотя Михалыч поначалу очень неодобрительно к ней отнесся.
Там, в деревне, через улицу, почти в створе интересующего нас дома, некогда хата стояла. Ныне дотла сожженная – одна лишь печь с трубой посреди прочего уцелевшего мусора. Вот они меня той же ночью до того места довели и на печи пристроили, сверху мусором закидав. Взрослый человек там всяко не схоронился бы. После этого мужики в лесок к схрону возвратились, ну а я остался. Наблюдать. А температура ночью уже почти до нуля опускалась. Да еще, скрючившись в одной позе, на холодных камнях лежать пришлось. Так что к утру моя легкая простуда предсказуемо переросла в тяжелую. Но все-таки оно того стоило. В восьмом часу увидел я этого абверовца, в нужник важно прошествовавшего, уже при полном параде. Помню, мордоворот у него был – будь здоров, даже не с двойным – с тройным затылком… Ну, думаю, раз при мундире, значит, скоро поедет. И действительно – ровно в восемь остановилась у дома машина в сопровождении двух мотоциклов охраны. Мордоворот вышел с портфельчиком, уселся в нее и уехал. С почетным эскортом – один мотоцикл спереди, второй – позади. Я тогда потихонечку из своего укрытия выбрался, на землю упал и ползком, ползком, огородами…
