Сегодня ему хочется быть честным не только с собой, но и со всеми окружающими людьми. Он устал бояться, устал сожалеть о своих ошибках, устал от собственного уныния и корысти.
И снова мысли Николаева помчались назад, в прошлое. Это было тридцать с лишним лет тому назад, когда он, молодой еще, в сущности, врач, уже слыл талантливым и подающим большие надежды хирургом. Несколько особенно сложных и удачных операций, проведенных в районной больнице, положили начало его восхождению к известности и славе.
Однажды, в одно из его ночных дежурств, в больницу привезли молодую беременную женщину в полуобморочном состоянии с сильным кровотечением. Транспортировать ее в родильный дом, расположенный в другом конце районного центра, было опасно, так как она и так потеряла много крови и могла в любой момент умереть. И тогда он, молодой и самоуверенный врач, самостоятельно принял рискованное, но единственно верное на тот момент решение: сделать роженице кесарево сечение.
Сегодня ему бы и в голову не пришло так подставлять себя. С годами он стал менее решительным и очень осторожным, брался только за те операции, в благополучном исходе которых был твердо уверен. Но слава его уже шла по пятам, а то и бежала впереди, поэтому никто не замечал, что от многих бесперспективных операций он отказывался, стараясь не рисковать зря.
Сколько прекрасных хирургов лишились доверия пациентов, потеряли уверенность в себе из-за неизбежных случайностей, излишней самоуверенности, врачебных ошибок или по воле рока. Врачи тоже ведь люди, и им свойственно ошибаться. Он же, всеми путями избегая неоправданного риска, но при этом добросовестно выполняя свои обязанности, благополучно получал регалии и звания и поднялся наконец на самую вершину медицинского олимпа, где теперь пожинал плоды своего профессионального успеха.
Как странно, что тогда, в годы своей молодости, он совсем не побоялся сделать ту операцию, осложненную тяжелейшим состоянием роженицы. Зато теперь, по прошествии стольких лет, страх того, что могло случиться, если бы во время или после операции погибли мать, ребенок или оба одновременно, преследовал его. До сих пор при воспоминаниях об этом безрассудстве своей молодости его лоб немедленно покрывался холодным потом.
Вот и теперь, стоило ему только вспомнить о той злосчастной операции, которая могла закончиться летальным исходом, тут же сердце сжали тиски страха. Просто какое-то наваждение! Неужели он никогда не избавится от этих воспоминаний? Ведь молодая женщина и ребенок выжили. Более того, волею судьбы он стал их семейным врачом.
В больницу молодая женщина была доставлена сожителем, который назвался тогда мужем роженицы, а впоследствии и стал им. Вскоре Николаев узнал, что красавица Мила Миланская была пациенткой психиатрической лечебницы, а ее сожитель и будущий муж, Теницкий Павел Николаевич, — ее лечащим врачом. Борьба за жизнь Милы и ребенка сделала мужчин друзьями. Родившуюся тогда девочку в честь матери также назвали Милой. И теперь она — его любимая пациентка.
Нет, даже больше, чем пациентка. Людмилочка — его прошлое, которое преследует его по пятам, не давая забыть о совершенных ошибках, которые он теперь ни за что не позволил бы себе допустить, пусть даже они и совсем мелкие… До сегодняшнего дня.
А что такое страшное, собственно говоря, случилось? Возможно, он допустил непозволительную вольность при разговоре с Людмилочкой. И что? Да он по возрасту своему и по званию семейного врача имеет на это право. Пилюли бывают и горькими, а лечиться-то все равно надо. Ничего, потерпит своенравная и гордая барышня, зато жива останется. Ершистая больно, вся в дядюшку. Тот тоже любит права качать.
Ну что ж, эта взбалмошная девица уже, наверное, готова к разговору?
Николаев отодвинул пустую тарелку и принялся за кофе. Как же мало еды нужно человеку, чтобы получить необходимый заряд энергии. Всего одна тарелка полезного супчика — и он сыт, бодр и готов к тяжелому разговору. А изобилие деликатесной пищи, которой заставлен стол, только отняло бы энергию. И вместо бодрствования он бы ощущал сонливость и недовольство собой. А заодно и всем миром, и возникшей ситуацией, которую в любом случае придется разрешать.
Довольный собой, Николаев вышел из кухни с чувством еще одной маленькой победы, одержанной над своими желаниями и страстишками.
Глава 9
И все меняется в единый миг
Войдя в спальню Милы, он подошел к кровати и сел в кресло. Мила сердито глянула на доктора и тут же отвернулась, делая вид, что не желает разговаривать.
«Насупилась, нахохлилась, — думал Николаев, улыбаясь одними глазами. — Она, видите ли, оскорблена до глубины души! Натворила дел, а теперь я же еще и подход к ней должен находить, чтобы не обидеть своей помощью».
Николаев верил, что помогать нужно не тому, кто нуждается в помощи, а тому, кто о помощи просит. Людмилочка сама его пригласила и, похоже, совсем не затем, чтобы сообщить, что она наркоманка. Видимо, пока не совсем осознала, в какую ловушку попала. Тогда о чем она хочет с ним поговорить? В какую еще трясину вляпалась? Неужели есть что-то, что может быть посерьезнее пагубной зависимости? Теперь он вынужден поиграть с ней в дурачка, раз умудрился так опростоволоситься.
— Прости меня, девочка, дурака старого. Совсем от страха разум потерял, — жалостливым тоном начал хитромудрую речь Николаев. — Я так люблю тебя! Как родную дочь. Поэтому переживаю. Тоже как за родную. Испугался, что ты не сразу заговорила о своей проблеме, а издалека. Ну и подумал о самом страшном, что могло случиться. Да и случается сплошь и рядом с нынешней молодежью. Сколько их уже погибло от этой дряни! Я считаю, что в таком вопросе лучше перебдеть, чем недобдеть. Вот и наломал дров со своей сверхбдительностью — тебя, старый дурак, обидел.
Мила повернулась к Николаеву. Словно только и ждала момента, когда тот начнет извиняться. Несмотря на резкий и вспыльчивый характер, она довольно отходчива, если, конечно, беспредельная самоуверенность в своей правоте не застит глаза. У нее и так-то тяжело на душе, а тут он со своим оскорбительным диагнозом, ну как не вспылить?
Однако учитывая, что он ее любит и его довольно опрометчивое заявление вызвано исключительно страхом за нее, Николаева, такого-сякого да разэтакого, все-таки можно простить, тем более что сам он уже осознал свою ошибку и просит у нее прощения. Кого тогда и прощать, если не близких и любящих нас людей?
— Дядя Сема, уж от кого, а от тебя не ожидала. Да как ты только мог подумать, что я способна связаться с наркотой?! — возмущалась Мила, роясь в своей бездонной сумке. — Да где же они? Нашла. Вот, полюбуйся, — она передала Николаеву пластиковую баночку. — Единственное, что я сейчас принимаю: новомодные антидепрессанты, которые могут себе позволить лишь очень обеспеченные.
— Это которые так называемая «золотая молодежь»?
— Мне их посоветовала Катюха, — пропустила мимо ушей реплику Мила.
— С каких пор она стала твоим лечащим врачом? — поморщился Николаев, разглядывая этикетку. — Первый раз вижу подобный препарат.
