— Марк. Это был ты, просто скажи мне. — Даже кричать сил не было.
Тот отплевался кровью и приложил к щеке платок.
— Серьезно?! Ты меня в предатели записал? Меня?! Да я всю неделю как заведенный бегаю, чтобы твою задницу отсюда вытащить.
— Кроме тебя, никто не знал.
— Ричард знал, а может и весь Интерпол. Мало ли кто знал! Ты из-за своей девочки совсем плохо соображаешь. — И тут лицо Марка обрело пепельный окрас, как у зомби, и он оттянул узел галстука. Шумно втянув спертый воздух комнатушки для встреч, Марк гаркнул: — Сука! Я убью эту лживую стерву.
Он вскочил со стула и зашипев, запустив пальцы в тщательно уложенные волосы.
— Я случайно ляпнул, она как-то… выспросила, что ли. Проклятые бабы. Убью тварь.
И сразу части головоломки встали на место: Натали. Она появилась на «Одиссее» одновременно с Лизой. Сидела мышкой в каюте, пила. А может, не очень-то и пила, а больше наблюдала? И к Марку уехала очень вовремя: решила выведать планы через композитора, который мечтал ее трахнуть уже несколько лет.
Натали работает на Ромео Понти. Это открытие было таким невероятным, что Андрей рассмеялся. Как такое вообще возможно? Наташа Богарнэ, женщина, которая изменила мужу со всеми его бизнес-партнерами, а теперь и мужа убила, хотя боялась годами. А может, не боялась, а притворялась? В ней определенно умерла актриса. Но резать горло она точно не умеет. Ошиблась в силе нажима, не довела до сонной артерии.
Андрей очень хотел увидеть Наташу. Задать ей простые вопросы. Но она, скорее всего, исчезла на время. А может, и навсегда.
— А хорошие новости? — вспомнил Андрей. — Ты сказал, что пришел с хорошими новостями.
На Марка было жалко смотреть. Он стоял убитый, в образе, далеком от прожженного денди.
— Хм. Да. Хорошие новости в том, что мы можем достать твою девочку без ордера на обыск и без твоего самоубийства. У нас есть группа захвата российской ФСБ. Ричард вышел там на людей, которые заинтересовались фамилией Архиповой и подписались помочь. Министерство вооруженных сил Франции дает нам добро на операцию. Сам министр не собирается вмешиваться, но он отзывает систему охраны с «Дольче Виты» и развязывает нам руки в действиях.
— А с чего вдруг министр изменил своим взглядам?
— Я с ним лично поговорил.
— И ты его… обаял? — Андрей сложил руки на груди и вопросительно приподнял бровь, стараясь не давать выход нахлынувшему адреналину.
— А я был не один… Ты хоть знаешь, с кем дружит твоя девочка?
— С Полем, — единственное, что пришло на отупевший за эти дни ум. Лиса говорила, что парнишка — ее единственный настоящий друг.
— Не с Полем, а с уважаемым мсье Полем Этьеном. Он сын Жоржа Этьена, министра вооруженных сил.
Глава 31. Не верь, не бойся, но будь вежливым и проси
Седьмой день заключения начался по обыкновению уныло. Металлическая полоска на щели в двери подземельной камеры лязгнула, пропуская тусклый свет, и внутрь просунули поднос с едой.
Андрей был куда щедрее. Ромео включал в рацион пленниц исключительно овощи. Сразу видна рука хозяина Дома моды.
Уже четвертое августа, и Лиза три раза успела сойти с ума и вернуться обратно в реальность. Лолита сидела рядом, постоянно умоляя больше не предпринимать попыток к бегству. Она была слишком напугана и думала, что их накажут.
— Ты вообще знаешь, зачем нас здесь держат? Может, на органы хотят продать! Или на аукцион выставить.
— Лиза, мне так страшно, но ты меня пугаешь даже хуже, чем он.
Ох уж эти нежные подростки! Лиса фыркнула и потерла затылок, тупая боль в котором почти утихла. У нее забрали все шпионские гаджеты, кроме отмычки, спрятанной в волосах, и заложница пробовала сбежать в первый же день плена. У ворот ее встретил лично Ромео, и исполосованная рожа с налитым кровью глазом, по которому попала металлическая нить, вогнали Лизу в такой жуткий ступор, что она завизжала, как маленькая — и ее вернули в камеру.
Охранник, который отвел обратно, с наслаждением признался, что это он ударил ее по затылку прикладом автомата, так что она не могла прийти в сознание много часов. «А еще я с нетерпением жду, когда позволят сделать с тобой много плохих вещей».
Лиза вцепилась ему ногтями в плечо, пометив кожу кровавыми бороздами — и он даже не ударил в ответ, потому что… сам ведь проговорился, что Лизу пока нельзя трогать. В общем, она воспользовалась положением неприкосновенной пленницы.
Но в кошмарах ей будет сниться не охранник-раненое-плечо, а изуродованное лицо Понти. А главное, он ее браслеты с «сырником» себе забрал, на тощую руку нацепил, хотя трофей добыл в неравном бою, скотина. Но и это сущая ерунда. Хуже всего давалось молчание Ромео. Он не ответил, что с Андреем, не объяснил, что собирается делать с заложницами. И подобное неведение оказалось хуже самых изощренных пыток, выжигая изнутри.
Второй раз Лиза сбежала уже на третий день, и Ромео ее больше не встретил, зато она видела машину «скорой помощи» у подъезда и пожелала, чтобы у мудака загноился глаз. Охрана снова вернула Лизу назад.
«В третий раз мы откроем огонь на поражение. Это приказ мсье Понти», — сказали ей.
И вот миновала неделя. Серебристое платье пахло, как тряпки бомжа, волосы превратились в эффектное гнездо птеродактиля, а от вида овощей тошнило. В душ имела право ходить только Лолита: Лизу не выводили из камеры. Поняли, что ей нечего терять и она невменяемая. А наносить ей увечья почему-то было запрещено.
Почему?!
Этот вопрос изводил заевшей пластинкой, и единственное, что утешало — Лолиту не тронули в физическом плане.
Точно продать собираются. Кому? Зачем столько усилий ради одной девчонки?
Лиза кусала сухие губы, сидя на корточках у стены, и смотрела в крошечное квадратное окно с решетками. Ей нестерпимо хотелось шоколадных конфет, тех, что ела с Полем в «Королевской гавани».
— Ненавижу это место, — снова повторила она, и Лолита резко поднялась с узкой кровати. (Лизе даже второй кровати не поставили).
— Слышишь? — встрепенулась малышка.
Точно. Шумели голоса, что-то происходило. И во дворе вроде гости. Крошечный росток надежды в секунды расцвел в огромное дерево. В яблоню, если быть точной. Почему-то надежда ассоциировалась с цветущей яблоней.
Неужели спасатели?
Нет, нет, нельзя радоваться. Нельзя! Лиза поднялась, вытерев ладони о замусоленную ткань, и задержала дыхание, когда двери распахнулись.
Мгновение шока, и потом ее изумленное:
— Дядя Ираклий?!
— Лизонька?!
На пороге камеры стоял Василевский в летнем светлом костюме, и это настолько не вписывалось ни в одну теорию Лизы, что она вылупилась на питерского авторитета, как на чудо в перьях.
