— Черт.
Лиза облокотилась о стол и спрятала лицо в ладонях.
— А можно что-нибудь сделать?
Ричард неопределенно покачал головой, словно продумывал возможные пути в лабиринте мозга.
— Там есть один человек в МИДе, через которого я когда-то вышел на руководство ФСБ. Помнишь, та группа, которая тебя от Ромео доставала?
— Ну и?
— Этот дипломат довольно адекватный, без грязной истории, взяток не берет. Он несколько раз интересовался, можно ли смягчить условия наказания для твоего брата. Но учитывая, что наш дипломат неподкупный, я не представляю, чем его можно подтолкнуть к более активным действиям.
— С ним можно связаться?
— Он как раз в Лондоне, в посольстве, эти два дня. Поговаривают, что твоего отца могут в течение года экстрадировать в Россию, если стороны договорятся.
— А как зовут дипломата?
— Валентин Прохоров.
В сознание будто молния ударила. От неожиданности Лиза снова схватила стакан и тут же со стуком опустила на тяжелую деревянную столешницу, выкрашенную в белый цвет.
— Ричард. А ты можешь мне устроить встречу с ним?
— Думаю, да. У тебя есть, с чем идти?
— Кажется, есть.
— Так и знал, что ты что-нибудь да вытащишь из секретных архивов! — Ричард даже руками плеснул, довольный.
— Ты же сам говорил, что если зацепить достаточно нитей, то они обязательно сойдутся в клубок.
— Я такое говорил?
— Да. И только что ты мне принес недостающую нить.
Следующим утром, в десять тридцать, Лиса шла по тротуару, прогуливаясь вдоль тихой лондонской улицы в районе Кенсингтон. Она была в длинном плаще-дождевике и на высоких каблуках. На глазах солнечные очки — защита от непрекращающейся мороси. Волосы завязаны в хвост, руки в карманах плаща. Телефон завибрировал, и у тротуара притормозила черная BMW. Задняя дверь открылась, и из обдавшего ее теплом салона раздался вежливый голос:
— Добрый день, Лиза.
Она села внутрь, и автомобиль тронулся с места. Пассажирскую зону от водителя отделяла тонированная панель, бежевое кожаное сиденье тут же собрало дождевые капли с плаща, а Лиза старалась не кусать губы, чтобы не выдать, насколько нервничает сейчас. Прохоров показался ей надежным человеком. Взгляд темный, прямой и умный, улыбка мягкая. От него разило спокойной силой. Лиза уже была ему обязана в прошлом, как оказалось, поэтому просить снова было довольно неуютно. Но на этот раз у нее было что предложить взамен — призрачную надежду. А это больше, чем ничего.
— Здравствуйте, Валентин Геннадьевич. Спасибо, что согласились встретиться. Можно сразу к делу?
— Конечно, даже нужно. У нас есть, — он посмотрел на наручные часы, — десять минут. Максимум двенадцать. У меня самолет.
— Мой брат, Стас, в тюрьме. Помогите ему, пожалуйста.
— Стас Архипов, как же. Храбрый мальчик. Я еще с августа пытался его вытащить на поселение или под домашний арест. Пока не вышло, но я все равно буду пытаться, обещаю. Если вашего отца все-таки вернут в Россию, думаю, Стаса в любом случае выпустят. Если Юрий правильно себя поведет, конечно.
— Если, если… этого недостаточно. Мне стало известно, что у брата проблемы в тюрьме с начальством. Он ведь может вообще не выйти, вы об этом не думали?
Прохоров почесал нахмуренный лоб ухоженными пальцами, а потом побарабанил по оконной раме.
— Обещаю проверить. Если это правда, то…
— Послушайте, Валентин Геннадьевич. Дело вот в чем. У моего отца есть волшебный ларчик, в котором известный вам Ираклий Василевский просто-таки захлебнется. Но отец придерживает компромат, не обнародует. Сначала я думала, что это вроде братской клятвы, но теперь считаю, что отец выжидает… Понимаете? Он через Ираклия хочет добраться до кого-то другого. Возможно, до того, кто его под суд подвел изначально. Понимаете?!
— Понимаю и слушаю внимательно.
— Да, сейчас этот фашист Василевский еще в России, борется за свободу для сына. Но если отца и правда экстрадируют на родину, чтобы посадить, то Ираклий свалит в тот же день, он не станет рисковать, потому что знает про этот ларчик с компроматом. Он его искал. Отцу не суть важно, останется Ираклий в России или нет, он хочет через компромат на Василевского наказать кого-то другого, а поэтому начнет с вами играть — и вы опоздаете. Ираклий уедет и осядет где-нибудь на необитаемых островах. Но Счетовода можно нежно мотивировать к действиям. Понимаете, о чем я?
Прохоров криво усмехнулся, пристально изучая Лизу удивленным взглядом.
— Вы хотите, чтобы я забрал Стаса из тюрьмы прямо сейчас, пока он еще жив, потому что ваш отец отдаст ларчик сыну сразу, не торгуясь.
— Именно! Стас заплатил авансом, сев из-за отца в тюрьму, не продав его, когда предлагали. Даже такой продуманный и рациональный человек, как Счетовод, умеет ценить мужские поступки. Он отдаст Стасу информацию, я уверена. Помогите моему брату, и он поможет вам.
— Благодарю за совет, Лиза, я им обязательно воспользуюсь, — сухо ответил Прохоров, и этот тон покоробил Лизу.
— Простите, я чем-то вас обидела?
— Ну что вы! Вы всего лишь заботитесь о своем брате. Но Лиза… вам не приходило в голову, что я и без дополнительной мотивации делаю все возможное, чтобы помочь Стасу?
— Я… мне кажется, что много мотивации не бывает.
Он оттаял и кивнул, коротко улыбнувшись.
— Вы не верите в бескорыстных людей, не так ли?
— Нет, конечно.
— Дело в том, что я помог бы Стасу в любом случае. Но признаю, что ваши сведения для меня важны. Если получится вытащить на свободу, то теперь не отпущу его далеко от себя.
— Спасибо, — пробормотала она, чувствуя странное умиротворение рядом с незнакомым человеком, а еще смущение, потому что искренне не понимала его. — А почему вы пытались ему помочь?
— Потому что он достойный человек и заслуживает, чтобы ему помогли.
— Хм… Я запомню эту фразу как пример речи редкого подвида homo sapiens. И еще. Если можно, не говорите Стасу про меня, хорошо? Не хочу, чтобы он чувствовал себя обязанным или лез в мою жизнь.
— Обещаю. Мой привет Ричарду.
Лиза вышла из машины, набросила широкий капюшон на голову и застучала каблуками по тротуару. А в конце августа узнала, что Стаса перевели из тюрьмы в службу безопасности Валентина Прохорова.
Но пока что на дворе было начало мая, и уже меньше, чем через неделю после встречи с дипломатом Лиза пеклась под египетским солнцем. Она решила устроить Андрею сюрприз и приехала на день раньше. Барри встречал ее, как родственницу, хорошо не заплакал. Но слова разошлись со счастливым выражением усатого лица:
