– Оставайся на месте, Ди, – сказал Бергер.
Он услышал в наушнике ее всхлипывания, но она не произнесла ни слова. Ему надо было перевести тему в другое русло.
– Как вам удалось перехватить нас в аэропорту Елливаре? Мы думали, вы находитесь в Скугосе.
– Так и было задумано, – с довольной улыбкой ответила Йессика. – Как только я решила оставить в покое малышку Люкке, мы вылетели обратно в Лапландию.
– Вы не ответили на мой вопрос.
Йессика пожала плечами.
– Я понимала, что вы где-то на севере, довольно близко от Порьюса. Базы данных тамошних авиакомпаний очень легко взломать. Мы поселились между Елливаре и Арвидсъяуром – два аэропорта, откуда вы могли вылететь. Оставалось только дождаться, когда вы забронируете билеты. Вы хотите обсудить еще какие-нибудь увлекательные технические вопросы?
– Андерс Хедблум, брат Карла, – начал Бергер. – За что вы убили его?
– Его убил Бергер, – снова улыбнулась Йессика. – Так было написано на бумажке.
– Вы переехали в Мальмё ради Андерса? – спросил Бергер как можно невозмутимей.
– Это не особо интересно, – надменно ответила Йессика. – Он навещал брата в Орсе, у нас завязались отношения. Я поехала за ним в Мальмё, но ему было наплевать на меня. Чтобы удержать его, я намекнула, что Карл невиновен, и сказала чуть больше, чем хотела. Потом он поехал следом за мной на север и начал вымогать у меня деньги. Так что он сам виноват в том, что случилось.
– Он не годился на роль папы, – сказал Бергер. – И оказался одной из десяти ваших жертв.
– Десяти?
– Я насчитал десять. Хелена, Расмус, Метте, Лиза, Эдди, Фарида, Элисабет, Андерс, Йована и Молли.
– Я считаю совсем по-другому. Их шесть.
– Объясните.
– Фарида сбежала, она не считается. Эдди и Андерс тоже не считаются, это была просто необходимость. И через Андерса получилось послать весточку вам, Сэм.
– Но, Йессика, тогда получается семь.
– Расмус Граден не считается. Он часть Хелены.
– Не понимаю, что вы имеете в виду.
– Жертв не шесть. Их шестью два.
Бергер ждал, думал, слушал. Но Ди ничего не сказала. А мысли путались. Йессика продолжила с отвратительно-естественным спокойствием:
– Страдают всегда двое: мать и сын, остальные не имеют значения. Хелена и ее сын. Метте и ее сын. Лиза Видстранд и ее сын. Элисабет Стрём и ее сын. Йована Малешевич и ее сын.
– Это, черт побери, пять, – крикнул Бергер и почувствовал, что мозг закипает. – Пятью два.
– Правый карман куртки, – сказала Йессика Юнссон и замолчала.
Бергер встал, нетвердыми шагами дошел до прихожей, вернулся с пуховиком Йессики, сунул руку в правый карман, достал какую-то пластиковую трубку, рассмотрел ее, увидел окошко и в нем – небольшой штрих.
– Для начала я сделала анализ крови. Результат оказался удивительным, но странно логичным, как будто случай помог мне сделать правильный выбор. А потом я сделала обычный тест на беременность. С мочой.
Бергер посмотрел на штрих, на Йессику Юнссон, на стену.
– Молли Блум беременна, – заявила Йессика. – Срок меньше месяца.
Бергер уставился на нее. Интересно, что стекает у него с уголков губ.
– Шестью два, – подытожила Йессика Юнссон, расплывшись в улыбке. – Пострадало шесть раз по двое.
39
Четверг, 26 ноября, 10:35
Ее разбудил холод. Или раны. Впрочем, это не играло никакой роли, боль причиняли и холод, и раны. Все причиняло боль.
Но больнее всего было понимание. Понимание, в каком она положении.
Она подергала стяжки. Все четыре конечности были привязаны так же крепко, как раньше. Только после этого она открыла глаза.
Разницы почти не оказалось. Откуда-то в подвал просачивался слабый свет, и это всё. Она смутно угадывала очертания дивана, фигуры на диване, человек уже был одет, вроде бы в какой-то спортивный костюм. Кажется, этот человек спал.
И кажется, он был один.
Она оглядела темный подвал. Ничего нового. Диван, мужчина, стол с поленом и ножом, и она сама. И больше никого и ничего.
Молли Блум осмотрела свое тело. Попыталась оценить тяжесть полученных ран и испытала шок при взгляде на руки: такие синие, опухшие и окровавленные. Но сильнее всего ее беспокоил зуд в районе бедра. Она начала медленно наклоняться и тянуться вперед. С каждым разом ей удавалось нагнуться чуть ниже. Сколько это заняло времени, она не знала. Наконец, ей удалось увидеть бедро. Вроде бы на нем виднелся какой-то слабый контур. Наконец, она догадалась, что это рисунок ручкой.
Вероятно, это изображение четырехлистного клевера.
Йессика отсутствовала. Молли понятия не имела, когда она ушла, но ночью что-то случилось, потом Йессика и Рейне стояли, склонившись к компьютеру, и обсуждали что-то, тихо, но возмущенно.
Молли понятия не имела, который час. Слабый свет снаружи, возможно, говорил о том, что наступил день. Наверное, это полоска дневного света, пробивающегося через щель подвальной двери, которая недостаточно хорошо изолирована. Поскольку пробки или что-то вроде того сгорели, электрическим освещением это быть не могло.
Потом она услышала что-то еще, помимо храпа Рейне. Более размеренный, более регулярный звук. Уж не тиканье ли часов?
Очень, очень слабое, но все же это определенно было оно, да.
Что-то тикало у нее за спиной.
Молли была достаточно спортивной, хотя в последнее время тренировки сводились в основном к катанию на лыжах, и уже размяла шею и спину, пытаясь рассмотреть клевер. Все же потребовалось определенное напряжение, чтобы суметь посмотреть через плечо назад. Там на стене висели часы. Они показывали без пятнадцати одиннадцать и казались новыми, не принадлежащими к обычной обстановке этого помещения, так же, как и красный плюшевый диван. Стало быть, их принесли с какой-то целью.
Вероятно, для Рейне.
Молли, конечно, была по большей части без сознания, пока ее везли сюда в сундуке, залитом кровью Йованы Малешевич, но она могла оценить, что переезд длился долго, не меньше шести часов. Не исключено, что они ехали на север, к границе с Норвегией и Финляндией или еще дальше, в сторону Хаммерфеста или Нордкапа, но более вероятно, что их путь лежал на юг. Значит, они сейчас в каком-то более густонаселенном районе. Исходя из этого, получается, что Йессика Юнссон, пожалуй, отсутствует слишком долго. Несколько дольше, чем должна была.
Да, этот логический анализ был необходим.
На кону стояла ее жизнь, и она не собиралась потратить, возможно, последние минуты этой жизни на метафизические рассуждения. Что происходит после смерти? Прожила ли я достойную жизнь? Ни за что. Она намеревалась выжить. Вопрос стоял один: удастся ли?
