54
Способность бороться против собственной природы – вот что отличает нормального человека от психопата.
Первый ведет нескончаемую войну с собственными желаниями, учится не поддаваться им, а если и уступает, то крайне редко, и самые экстремальные порывы всегда держит под контролем, тогда как второй либо терпит до тех пор, пока природа сама не берет над ним верх, либо добровольно сдается на милость своим наихудшим качествам.
Лудивина мысленно повторяла эти истины, пытаясь отыскать в навороченном «бокстере» скважину замка зажигания. Ей удалось обуздать свои желания и порывы, поскольку было ясно, что до добра они не доведут. Нельзя вступать в одиночное противостояние с Брюссеном. Пусть еще несколько часов побудет в уверенности, что он проскочил все ловушки, и тогда завтра на рассвете можно взять его тепленьким.
Наконец она нашла дырку для ключа слева от руля и вспомнила, что уже искала ее, когда выезжала из прокатной конторы в аэропорту.
Мотор приветливо зарокотал – пока еще совсем не агрессивно – и сразу затих, словно затаившись в ожидании, когда Лудивина подаст ему правой ногой сигнал и можно будет показать всю свою мощь, яростно взреветь и взвыть на высоких нотах. Лудивине это понравилось, еще когда она заставила родстер дать задний ход. Теперь, на обратном пути, уже можно было получать наслаждение от дороги и от крутой тачки. Она откинула складной верх – электроника сработала плавно, и пока Лудивина потихоньку разворачивалась и выруливала на дорогу, над ней открывалось небо.
Сейчас она чувствовала себя гораздо лучше. Несмотря на психологический шок от недавнего вторжения, душу переполняла радость – почти ликование, которого она давно уже не испытывала. Главный преступник за все поплатится. Месть, можно считать, уже свершилась. Даже если Жиан сегодня объявит, что у них отбирают дело, завтра она будет присутствовать при аресте – решение принято и отмене не подлежит, никто не сможет ей отказать в этом удовольствии. Никто.
Лудивина наслаждалась свежим ветром, возвращаясь той же дорогой мимо буковой рощи и обширной поляны справа, ниже по склону. Она прибавила скорость, и «порше бокстер» сразу откликнулся, готовый порезвиться. Но Лудивина все же ослабила давление на педаль газа, рассудив, что момент для того, чтобы влететь в какой-нибудь дуб, совсем неподходящий.
Длинное здание клиники уменьшалось в зеркале заднего вида, потом фасад и вовсе исчез, и теперь о ее существовании можно было догадаться лишь по оранжевой полосе черепицы в просвете между кронами буков.
Зато на повороте впереди показался другой фасад – туберкулезного санатория, давным-давно заброшенного. Здоровенное чудище из желтого кирпича, владыка праха и пыли, паучий царь, притаился за спиной старого замка. Лудивина невольно поежилась, глядя на этого забытого монстра, зажатого со всех сторон лесом, угнездившегося на склоне холма вдали от людей и жизни. Она представила себе больных туберкулезом, умиравших в этих стенах с чувством, что общество вышвырнуло их далеко на обочину, чтобы не видеть чужих страданий. Сколько их плевалось гнилыми легкими под этой крышей? А сейчас по коридорам гуляет и стонет ветер, свистит больным дыханием призраков, в которых превратились все погибшие здесь пациенты.
Под ярким майским солнышком, в окружении ромашек, выныривающих повсюду из густой высокой травы, Лудивина сказала себе, что надо что-то делать со своим болезненным воображением, если оно посреди такой красоты рисует зловещие картины. Пора уже очистить сознание ото всех этих ужасов, накопившихся в ней за последние две недели, и отдать должное удобному кожаному креслу, свежему воздуху и мощному мотору.
Но шестеренки в голове крутились и искрили, редко позволяя себе короткие передышки – из-за этой разрушительной особенности неугомонного мышления, от неумения переводить разум в режим офлайн, ей, в отличие от большинства людей, никогда не удавалось легко засыпать. Нейроны продолжали трудиться, память подбрасывала в их сеть слова, образы, звуки и запахи, а чутье объединяло все это в единую схему под влиянием сознательно и бессознательно накопленного опыта.
Идея сформировалась мгновенно. Сначала появился какой-то смутный зуд, потом нарисовалась ниточка, и Лудивина дернула за нее, пока не очень представляя зачем. Ниточка распрямилась, натянулась – и хитрый узел развязался, как по волшебству.
Лудивина убрала ногу с педали газа, одновременно повернув голову в сторону здания из желтого кирпича.
У Сержа Брюссена есть семья – значит, он не мог держать пленников в своем доме. Но Альбана и Фредерик провели в заточении несколько дней, и вряд ли Брюссен заткнул им рот – ему хотелось слышать их плач, мольбы, питаться страхом обреченных людей. Поэтому он должен был найти какое-то уединенное место. Заброшенное здание, куда никто не сунется.
Обширные владения психиатрической клиники обнесены высокой оградой, попасть сюда можно только по предварительной записи через главные ворота, которые открывает сторож; любопытствующие граждане не рискнут забраться так далеко, а у персонала есть дела поважнее, чем бродить по неприветливым развалинам.
Кроме того, учитывая интенсивный рабочий график и личную жизнь, пусть даже сведенную к минимуму, Брюссену было бы трудно выкроить время, чтобы наведаться к жертвам, если только они не находились поблизости, прямо-таки под рукой, готовые в коротких перерывах потешить его своими криками.
Идеальная тюрьма для пленников.
Лудивина посмотрела на дорогу, уходившую влево, к старому туберкулезному санаторию, и свернула на нее, больше не раздумывая.
Как только «порше бокстер» остановился в тени замка, она заглянула в бардачок. По счастью, там нашлось то, что нужно, – карманный фонарик.
Подойдя поближе к огромной глыбе из желтого кирпича, Лудивина почувствовала себя совсем маленькой, и в голове мелькнула мысль: а не вернуться ли сюда с Сеньоном, просто из осторожности? Но это было бы проявлением слабости – нет уж, она не принадлежит к разряду впечатлительных девиц. По крайней мере, давно перестала быть таковой.
Лудивина спустилась по откосу, поискала вход и озадаченно поняла, что его нигде нет – двери и редкие окна на первом этаже были давным-давно замурованы или забиты досками. Но наверняка же должен быть какой-то лаз или дыра в стене…
Она замерла, увидев вдруг свежие следы на земле и траве, – они вели к узкой двери, загороженной деревянной решеткой из перекрещенных планок. Решетка поддалась – Лудивина сумела отодвинуть ее на достаточное расстояние, чтобы протиснуться внутрь заброшенного санатория.
Теперь ей предстояло поднять облака пыли, распугать пауков и послушать завывания призраков.
В глубине души она надеялась даже, что призраки поведают ей свои тайны.
55
Кровь и ошметки мозгов Симоны Лемин оставили след на стекле автобуса, сложившись в картинку, похожую на грустную Барбапапу
[65]. Крошечные осколки черепа белели на красном фоне.
