Она достигла цели. Запах сгустился – теперь уже отчетливо пахло страхом. Прогорклая вонь подсохших испражнений… Здесь убийца и держал Фредерика с Альбаной, здесь они провели последние дни и минуты. Эхо их смерти еще металось между стен, Лудивина почти физически слышала последний вздох каждого из них, то, что на жаргоне пожарных и врачей скорой помощи называется «гасп»
[67] – рефлекторное агональное дыхание, которое иногда вырывается из тела после смерти.
Она старалась ступать бесшумно, из уважения к мертвым; в помещении воцарилась странная атмосфера, торжественная, церемониальная тишина. Луч фонаря пробежался по пожелтевшему кафелю и уперся в дверь.
Та самая камера смертников – Лудивина поняла это, едва увидев два новеньких, недавно привинченных засова и дыру в створке вместо глазка. Она тихо вошла, стараясь ни к чему не прикасаться; вонь сделалась сильнее.
Но живот скрутило не от вони – Лудивина повернулась, осветив дверь изнутри, и увидела следы ногтей. Их было огромное количество – кривые царапины, кое-где испачканные багровым. Пленники ломали ногти, пытаясь выбраться.
Брюссен довел молодую пару до безумия. Лудивина не могла представить себе, что он им говорил, какой чудовищной психологической пытке подвергал Фредерика и Альбану в течение нескольких дней взаперти, но он определенно получал от этого наслаждение, извращенная натура психопата натешилась вдоволь. «Отберите у ребенка все игрушки на пару недель, а потом дайте ему одну, любую, скажите, что он может делать с ней что хочет, и посмотрите на результат», – подумала Лудивина.
Только вот Брюссен не обладал простодушием ребенка. Это был больной человек, изверг и безумец, который испытывал удовольствие от человеческого отчаяния и страданий, полностью подчиняя себе чужую психику. Крики людей были бальзамом для его души, слезы – нектаром.
Пятно света от фонаря скользнуло по стене и остановилось на надписи, совсем свежей, неловко и коряво нацарапанной какими-то подручными средствами:
«Папа, мама, мы вас любим. Альба и Фред».
У Лудивины сжалось сердце. Родители молодой пары никогда не оправятся от горя.
Вонь была такая, что ее уже тошнило. Она прикрыла рукой нос, повернулась к выходу из камеры – и услышала шорох, донесшийся из темноты. Тело мгновенно напряглось, все чувства обострились.
В следующее мгновение Лудивина шарахнулась назад, не сумев даже вскрикнуть – страх парализовал гортань, даже рефлекс выхватить оружие и выставить его перед собой не сработал.
На пороге крошечной каморки, прямо перед ней, стоял Серж Брюссен и пристально смотрел на нее. Ему в лицо бил свет фонарика, но глаза его были широко раскрыты, а зрачки нездорово расширены – два бездонных черных колодца готовились втянуть ее в себя, выпить до капли.
Брюссен хотел увлечь Лудивину в свои бездны.
Она с трудом сделала вдох, внезапно покрывшись испариной; сердце всполошенно заколотилось, правая рука потянулась к рукоятке «зиг-зауэра».
Настал час истины. Она собиралась проверить, уязвим ли дьявол для пуль.
Задыхаясь от дикого приступа головокружения, Лудивина расстегнула кобуру и потянула пистолет вверх – ненормально медленно.
Брюссен не двигался.
А потом волна черной крови выплеснулась у него изо рта и хлынула на рубашку.
Он качнулся к Лудивине, словно хотел заключить ее в смертельные объятия.
58
Автобус выехал из леса на обширную прогалину с меловой почвой, изрезанную ручьями, окруженную небольшими утесами и густой растительностью.
Заброшенный карьер – сразу поняла Летиция, пытаясь перетерпеть очередной приступ язвы. Несомненно, это конечный пункт их путешествия.
Нужно действовать быстро.
Она бросила взгляд через плечо – и увидела, как маленькая Эмма на сиденье за ней принимает у кого-то телефон, просунутый между спинками кресел.
– Эй, повернись обратно! – внезапно занервничал Кока-Кола. – Они молчат, так что сиди на заднице ровно, чтобы я тебя видел! Приехали.
Летиция подчинилась без возражений, но через несколько секунд протянула руку назад, за кресло, и Эмма вложила телефон в ее ладонь.
Это был старый кнопочный мобильник без сенсорного экрана – Летиция с ужасом его ощупала. В последний раз у нее такой был много лет назад, и она боялась, что не сумеет им воспользоваться.
Надо немедленно отключить звук и вибрацию – нельзя повторить ошибку!
На этот раз у нее не было времени на предосторожности и выжидание удобного момента – в любую минуту автобус может остановиться, и тогда Кока-Кола окажется с ней лицом к лицу, она не сумеет написать эсэмэску. На крошечном экране высветилось уведомление об одном пропущенном вызове: «Мама». Мать, вероятно, еще не знает о похищении, иначе звонков было бы неизмеримо больше. Летиция вошла в меню телефона и перелистала его с помощью кнопок со стрелками.
Она, однако, не забывала поглядывать в зеркало заднего вида – удостовериться, что Кока-Кола за ней не следит.
Глаза-айсберги бесстрастно и рассеянно были устремлены на карьер, их взгляд уже обратился в будущее, к тому, что произойдет со всеми пассажирами автобуса с минуты на минуту.
Летиция нашла значок сообщений и нажала на кнопку, чтобы войти в приложение. Сначала нужно было набрать номер Сеньона – к счастью, он был в числе тех немногих, которые она помнила наизусть, потому что не могла доверить одной лишь памяти телефона. Она принялась нажимать на кнопки, вбивая цифру за цифрой.
Оставалось еще три, когда автобус резко остановился.
Летиция сунула мобильник в карман куртки в тот самый момент, когда Кока-Кола вскочил с кресла и нацелил на нее пистолет. Слишком поздно.
Они находились в самом центре мелового карьера.
– Скажи малышне раздеться догола, – велел Кока-Кола.
– Что?.. Но… это же дети, они не…
– Делай, что говорят, или башку тебе разнесу!
– Месье, я не знаю, чего вы от нас хотите, но так у вас ничего не получится. Надо…
– Я хочу одного: чтобы все дети в автобусе разделись догола. Так будет лучше для путешествия.
От того, как он произнес последнее слово, Летиция похолодела. Она поняла, о каком путешествии говорит безумный водитель. О последнем. В один конец. Без возврата. Она уже не напишет Сеньону ни одной эсэмэски.
– Это я его организовал, – с гордостью добавил Кока-Кола. – На этот раз я сам решал, как все будет.
Он заставит всех раздеться, а потом нажмет на кнопку детонатора, примотанного к указательному пальцу. Нужно было любым способом выиграть время. Выцарапать себе и детям еще несколько секунд жизни. В ожидании неизбежного.
