Летиция встала с сиденья и повернулась к ученикам. Ей понадобилось время, чтобы выровнять дыхание, затем она подняла руки, требуя от них сосредоточиться.
– Девочки, мальчики, послушайте меня очень внимательно, – дрожащим голосом выговорила Летиция. – Я прошу вас раздеться. Полностью.
– Да-а! – поддержал со своего сиденья Кока-Кола. – Будете голенькими, как червячки!
Летиция с трудом сдержалась. Ее охватило яростное желание ткнуть кулаком в жирную морду, выхватить у него пистолет, засунуть ствол ему в рот и посмотреть, как он себя поведет перед тем, как его мозги брызнут на стекло. Но этому желанию нельзя было поддаться.
– Я пройду между рядами и помогу тем, кто сам не справится, хорошо?
Дети смотрели на нее с подозрением. Они чувствовали – происходит что-то, выходящее за рамки их понимания, потому что при нормальных обстоятельствах никто не может потребовать от них раздеться друг перед другом, при свете дня, в автобусе. Но Летиция знала, что им придется это сделать, потому что если Кока-Кола потеряет терпение, он нажмет на свою магическую кнопку и отправит всех в рай. В путешествие без возврата.
Натан и Лео смотрели на мать скорее со страхом, чем с сомнением. Они ждали от нее утешения, какого-то особого знака внимания. Но она себе запретила: Кока-Кола не должен получить дополнительный рычаг давления на нее. Было очевидно: узнав, что в автобусе есть ее родные сыновья, садист непременно этим воспользуется.
– Я иду, – сказала она, направляясь в конец салона. – Раздеваемся все вместе, хорошо?
Повернувшись спиной к водителю, она смогла положить руку в карман и закончить набор номера Сеньона – расположение кнопок с цифрами ей уже удалось запомнить, это было легко. Но дальше одолели сомнения: где находится зеленая кнопка вызова – справа или слева?
Справа.
Летиция никак не могла решиться. От этой кнопки зависела судьба сорока двух детей.
– Ну-ка, давайте, сначала снимаем ботинки! – бодро сказала она – нельзя было допустить, чтобы Кока-Кола занервничал, – и пошла дальше по салону.
В этот момент Натан, что неудивительно для восьмилетнего мальчика, не выдержал:
– Ну мам!
– Так-так… – протянул медовым голосом у Летиции за спиной Кока-Кола.
59
Кровь хлынула на Лудивину так, будто хотела ее затопить, накрыть с головой, прорваться внутрь. Черный поток хлестал изо рта Брюссена, пока он падал на нее в тесном пространстве камеры.
Обмякшее тело всем своим весом обрушилось на Лудивину, прижав ее к стене, и стало медленно сползать на пол – его лицо коснулось щеки девушки, залив горячей кровью плечо, потом шею, и скользнуло носом по груди.
Она оттолкнула его изо всех сил, чтобы вздохнуть наконец и попытаться понять, что происходит. Ее трясло в приступе тахикардии – дышать было тяжело, ладони взмокли, она с трудом удерживала в руке фонарик.
Дверь камеры захлопнулась.
Скрежетнули стальные засовы, входя в пазы, выбитые в стене.
– Нет! – крикнула Лудивина. – Нет!
Брюссен осел на пол, навалившись на ее ногу, не давая броситься к двери, удерживал всей своей массой. Она попала в ловушку.
Нет, невозможно. Брюссен не может быть здесь, мертвый, с ней взаперти. Это кошмарная галлюцинация…
Откуда-то вдруг донесся знакомый голос. Серьезный голос уверенного в себе мужчины:
– Сами прекрасно знаете, что будет, если не проявите благоразумие и не согласитесь внимательно меня выслушать.
В голосе не было ни торжества, ни ликования. Он звучал бесстрастно, так же, как и раньше.
Малюмон.
Лудивина опустила голову. Она вдруг сдалась – сразу, в одно мгновение. Потому что с самого начала дала себя обдурить, как школьницу.
Малюмон завоевал ее доверие. Он играл роль скромного, вежливого директора клиники, который не имеет никакого отношения к расследованию, а на самом деле дергал за ниточки послушную марионетку.
Однако странно, что он взял Брюссена в помощники – по всем признакам главный убийца должен быть волком-одиночкой, тем, кто никого не пускает на свой пир. Вожак стаи ни с кем не разделяет трапезу – он ест первым, пока остальные покорно ждут своей очереди.
Не брал он Брюссена в помощники. Брюссен тут вообще ни при чем.
Лудивина ввела себя в заблуждение, неправильно оценив то, что увидела в кабинете Малюмона и в нем самом – прирученную тьму, контролируемое безумие в его глазах. Она сразу сравнила его с криминологом Ришаром Микелисом.
Да, они из одного теста, это верно, от них обоих исходит волнующий магнетизм. Но в отличие от Микелиса, этот человек стоит по ту сторону зеркала.
Логические рассуждения успокаивали – сердце Лудивины колотилось уже не в таком бешеном ритме, и ей удалось выровнять дыхание.
– Вы проницательная и очень сообразительная девушка, – сообщил Малюмон, – я сразу это почувствовал.
Лудивина понимала – на самом деле ему хочется рассказать о себе. Излишняя самонадеянность и чрезмерное тщеславие, свойственные серийным убийцам-интеллектуалам, побуждали Малюмона явить себя во всей красе. Ему нужно было видеть, что им восхищаются.
– Вашу главную проблему создал я, – признался он. – Сделал из Брюссена дымовую завесу и продолжал свою игру. Когда вы приехали сегодня на встречу, я еще не знал, проглотили вы наживку по имени Серж Брюссен или только хотите заставить меня в это поверить, чтобы побольше выведать. Впрочем, я почти не сомневался, что ваши приятели готовы нагрянуть в мой кабинет с минуты на минуту и защелкнуть на мне наручники. Но все-таки выжидал, следил за вашими реакциями, а потом вы взяли и уехали. В полном одиночестве, как и приехали. Вы были одна. Все это время.
Последние слова он произнес с нажимом, и они отрезонировали в камере со сверхъестественной силой, эхом заскакали от стены к стене, отрикошетили, чтобы стрелами вонзиться в Лудивину.
– Вы просто не могли остановиться, верно? Для вас ежесекундное действие – это наркотик. Вы желаете докопаться до правды любой ценой. Постоянно действовать, чтобы не чувствовать приближения смерти. Вы ведь боитесь смерти, Лудивина? Вы так часто ощущали ее присутствие, что оно стало невыносимым, да? Или же наоборот – вы жаждете встретиться с ней лицом к лицу?
Стены качнулись и закружились перед глазами. Лудивина чувствовала ногой вес Брюссена, и от этого пространство казалось еще более тесным, начинался приступ клаустрофобии. Не хватало воздуха. Она глубоко задышала открытым ртом, несмотря на одуряющую вонь.
Кровь Брюссена залила штанину ее джинсов и просочилась в кроссовку, словно мертвец тоже хотел сбежать из камеры любым способом.
– Вы ведь из разряда сорвиголов, я не ошибся? Импульсивны и упрямы. Из тех, кто вечно бежит впереди паровоза. Предпочитаете смотреть в лицо собственным страхам и специально провоцируете ситуации, которых больше всего боитесь. Вы бросаете вызов смерти, Лудивина, потому что она манит вас, как электрический свет – бабочку.
