– Дышите и постарайтесь расслабиться, – сказал дьявол, постепенно прячась за знакомыми чертами доктора Бенуа Малюмона. – Мы еще не закончили.
«Что не закончили?» – подумала Лудивина.
– Показывать друг другу наши истинные лица, что же еще?
Разве она произнесла вопрос вслух? Это вполне возможно, учитывая ее состояние, но нельзя исключить, что он читает ее мысли…
А мне известны твои. Мысли об извращениях, пороках, страдании, страхе…
– Вот уж нет, о страхе я пока не думал, можете мне поверить. Но у нас все еще впереди.
Стены камеры мало-помалу обретали плотность и привычную структуру, лицо доктора Малюмона проступало перед глазами Лудивины все отчетливее.
Острые клыки исчезли, но в глубине гортани еще мерцало красное пламя, когда он снова открыл рот, обращаясь к ней:
– Наша встреча была неизбежна, вы это понимаете? Я только начал вас узнавать поближе, и вот уже скоро придет пора прощаться.
– Это совсем необязательно, – с трудом выговорила Лудивина. – Вы не должны меня…
– Я – нет, ни в коем случае. Мне действительно не нужно вас убивать – я всего лишь разоблачитель. Или, если хотите, ваш диагност и терапевт. Но вы слишком долго скрывали правду от себя самой, милая моя, прятали свое лицо, хоронили собственных демонов, вместо того чтобы выпустить их и вступить с ними в противоборство, отрицали свои страхи, хотя надо было внимательно их рассмотреть и тщательно изучить. А знаете, что бывает с людьми, которые держат все проблемы в узде? Они от этого умирают…
В голосе Малюмона не было ни малейшего сочувствия – он просто констатировал факты. «Как и любой психопат, – рассматривая его, сказала себе Лудивина, – он не испытывает ничего, кроме своеобразного ликования, отбирая жизнь. Его охватывает эйфория в тот момент, когда он играет в Бога. Но, как человек исключительного ума, Малюмон знает все механизмы психики и в курсе, что детские аффективные расстройства с возрастом компенсируются намеренным подавлением любых эмоций».
Надо было найти способ пробиться в его эмоциональную сферу, увлечь его на эту территорию, чтобы он перестал видеть в ней только объект, необходимый для осуществления своих целей, чтобы он взглянул на нее как на женщину. А для этого требовалось найти его болевую точку, чувствительную струнку, где бы она ни находилась. Ей нужно время на то, чтобы эффект от наркотиков еще чуть-чуть уменьшился, чтобы восстановился нормальный сердечный ритм и накопилось немного сил.
– Доктор, – хрипло проговорила Лудивина, у которой пересохло в горле, – вы в том же положении, что и я, и сами прекрасно об этом знаете… Все это… не более чем спектакль, который вы разыгрываете для собственного успокоения. Что вы скрываете в глубине… души? Чего боитесь? Каков ваш главный страх, настолько невыносимый, что вам приходится прятать его за чужими кошмарами?
Малюмон едва заметно усмехнулся.
– Не пытайтесь увлечь меня в этом направлении, Лудивина, – сказал он голосом, который сейчас уже казался почти обычным. – Это не даст вам ничего, кроме разочарования. Вам не приходило в голову, что не у каждого явления есть причина? Вероятно, у вас на языке вертится вопрос, было ли мое детство несчастным? Нет, наоборот, я был окружен такой любовью, о которой другие могут лишь мечтать. Меня никто не бил и не насиловал. До восемнадцати лет я не был свидетелем чужой смерти. По сути, мое детство можно назвать довольно скучным, но идеально сбалансированным.
– Однако камень преткновения все-таки был. Вы сами это прекрасно знаете.
– Нет, Лудивина. – Малюмон качнул в ее сторону указательным пальцем. – Вы тоже кое-что прекрасно знаете. Не существует рационального и психологического объяснения поступкам некоторых «серийных убийц», давайте их так называть. Будь вы сейчас способны мыслить более ясно, вы бы дали им определение «чистое зло».
Лудивина постаралась изобразить игривую улыбку: пока разговор развлекает Малюмона, он не распылит ей в лицо очередную дозу наркотической смеси.
– А вы, доктор? Какое определение вы дадите самому себе?
– «Разоблачитель» – я уже говорил вам. Оглядитесь хорошенько, Лудивина, окиньте внутренним взором все эти гнилые оболочки, которые я оставляю за собой. Я всего лишь помогал этим людям вступить в противоборство с собственными страхами, и ни один не выжил в этой схватке.
– А подростки из поезда Париж – Андай? Почему вы их выбрали?
– Ах, Пьер и Силас… Мальчики хорошо поддавались влиянию, вот и все. На их месте мог оказаться кто угодно – какой-нибудь священник, или Джастин Бибер, или девчонка с улицы. Они были готовы, только ждали того, кто подтолкнет их в нужном направлении, поведет за собой, как тысячи других.
– Но их повели за собой вы. Почему?
– Потому что кто-то должен был это сделать. Я разоблачил в них то, чего они искренне хотели в самой глубине души – отомстить всему миру за то, что выбросил их на обочину, совершить возмездие. Я поработал с ними так же, как с Людовиком Мерсье, Марком Ван Докеном и многими прочими… Долго слушал об их страданиях и помог им от этого освободиться. Я ничего особенного не сделал – всего лишь указал им путь, и они ступили на него с облегчением.
И с порцией коктейля из психотропных веществ и галлюциногенов в крови!
– Вы были их психиатром. Они вам доверяли и слушались во всем, потому что вы подчинили их своей воле. Они видели в вас человека, который обещал им исцеление.
– Но я ведь сдержал обещание.
– Смерть – это не исцеление.
Малюмон приблизился настолько, что почти касался лица Лудивины – она чувствовала его дыхание.
– Что вы об этом знаете? Для некоторых смерть – единственное лекарство. И она дает им возможность оставить после себя то, что выходит далеко за рамки их жалкой личности, – послание цивилизации, ибо все мои ученики один за другим заставляли прозреть человечество.
– Если на человека оказывать психологическое давление, внушить ему страх, отнять уверенность в собственной безопасности, тогда, конечно, он потеряет веру в общество, которое больше ничего не сможет ему предложить, – вам это хорошо известно. Вы пользуетесь социальным кризисом, который переживает наша страна, чтобы почувствовать собственную власть и потешить себя иллюзией влияния на мировые процессы, но вы только подталкиваете общество к хаосу.
– Потому что хаос тоже разоблачитель, Лудивина, вы не станете это отрицать. На дымящихся руинах ничего не построишь – сначала нужно их снести до основания. Я всего лишь поджег фитиль, и если бы наше общество не было таким взрывоопасным, ничего бы не произошло. А между тем… бомбы в кинотеатрах – это вовсе не моя работа. И яд в бутылках с молоком в супермаркетах – тоже. И к нападениям на журналистов я не причастен. Я лишь разбросал семена – и они сами дали всходы, начали плодиться и размножаться. Теперь вы уже ничему не сможете помешать.
– Вы знаете, кто такая Диана Кодаэр?
