Воспользовавшись случаем, Гильем поинтересовался с набитым ртом:
– А правда, что твоим наставником был сам Ришар Микелис?
Лудивина кивнула:
– Я несколько месяцев ездила к нему в горы.
– Черт, это круто! – восхитился Гильем. – Он один из величайших криминологов.
– Теперь тебя не удивляет, что она так зациклена на работе? – спросил Сеньон. – С Микелисом вполсилы работать нельзя, ему КПД на все триста процентов подавай. В итоге ты живешь своим расследованием, спишь со своим расследованием, ешь его и им же запиваешь. Микелис требует полного погружения без страховки до тех пор, пока ты не влезешь в голову к убийце.
– Именно так он и добивался своих блистательных результатов, – напомнила Лудивина.
– И уволился, потому что боялся не всплыть после очередного погружения, верно?
– Я думаю, что полное погружение в извращенное сознание несовместимо с семейной жизнью. По крайней мере, с семейным благополучием.
Гильем, захваченный и заинтригованный темой, кивнул. Немного поколебавшись, он все же рискнул спросить о том, что давно не давало ему покоя:
– Когда вы вместе вели расследование по тем преступлениям в Европе и в Канаде, вы ведь сталкивались лицом к лицу со многими убийцами. В них есть что-то… особенное? Ну, то есть это же гребаные серийные убийцы, не абы что! Должны же вы были что-то почувствовать, сидя напротив чудовищ? От них ведь что-то исходит?
Сеньон с Лудивиной переглянулись, и за столом воцарилось неловкое молчание.
– Нет, – наконец сказала Лудивина. – Ничего не исходит. С виду обычные люди, такие, как все. Некоторые – простые деревенские парни, грубые, необразованные, с низким уровнем интеллекта. Вернее, таких подавляющее большинство. Но встречаются настоящие извращенные манипуляторы, достаточно умные и хитрые для того, чтобы притвориться заурядными, смешаться с толпой. Общаешься с таким, смотришь на него – и вроде не видишь ничего особенного.
– Значит, все эти разговоры о том, что серийные убийцы – воплощение зла, всего лишь байки?
Лудивина глубоко вдохнула, прежде чем ответить:
– Проблема в том, что никто не может объяснить, почему человек вдруг становится серийным убийцей.
– Тяжелое детство – насилие со стороны окружения, нищета, частые психологические травмы. Разве нет?
– К счастью, нет, иначе все люди, выросшие в плохих условиях, становились бы преступниками, но это не так, даже наоборот. К тому же у многих убийц детство было вполне нормальное. И почему они тогда начали убивать?
Сеньон, уже наслушавшийся подобных разговоров, доел то, что было у него в тарелке, подлил всем вина и скрестил руки на груди.
– А генетического объяснения, конечно, тоже нет? – не унимался Гильем.
– В общем, нет. Гена убийцы или гена насилия не существует. Разве что можно предположить, что человек, как биологический вид, изначально запрограммирован на склонность к насилию – это то самое качество, необходимое для выживания, которое и поставило его на высшую ступень пищевой цепи. А серийные убийцы – квинтэссенция этого качества, воплощение сверхнасилия и сверхдоминирования.
– Ты так говоришь, словно они – будущее нашего вида!
– А почему нет? – очень серьезно спросила Лудивина.
– Да ладно, они же преступники!
– По сути, они те, кем от природы являемся и мы сами, только они ближе к совершенству. Это боевые машины, лидеры эволюции, превосходящие нас по закону природы – то есть по закону о том, что выживает сильнейший. Они лучше вооружены для того, чтобы удерживаться вверху пищевой цепи и продолжать развиваться, лучше умеют защищаться, убивать и подчинять других своей воле, потому что одержимы желанием доминировать. По меркам эволюционного процесса, они во всем лучше нас – более приспособлены к выживанию и к дальнейшему распространению того вида животных, к которому мы принадлежим.
– Нет уж, позволь, мы уже не животные.
– Да? А кто?
– Сама знаешь – мы создатели науки, электричества, философии, капитализма, порнухи, отравляющих веществ, оружия массового уничтожения, короче – цивилизации!
– Это всего лишь артефакты, побочные эффекты развития нашего животного вида. Шимпанзе тоже хватается за палку, если нужно достать пищу, – дай ему несколько десятков тысяч лет, и он точно так же, как мы, обзаведется вилкой, ножом и салфеточкой вокруг шеи. Эволюция как она есть: по воле обстоятельств выживают сильнейшие и те, кто лучше приспосабливается. И если мы достигли того, чего достигли, значит, на протяжении минувших миллионов лет постоянно проявляли себя как самые страшные хищники. Но сейчас в среде самых страшных хищников родился и подрастает хищник пострашнее.
Все внимательно слушали. Гильем отпил вина и подытожил:
– Звучит хреново.
– А знаешь, что еще хреновее? Что число серийных убийц неуклонно увеличивается. Их реально все больше и больше. Насилие порождает насилие – это факт. Говорят, для распространения и поддержания жизни природа всегда выбирает самый прямой и эффективный путь. Если так, серийные убийцы – действительное будущее нашего вида.
– Вот и делай детей при таких условиях… – проворчал приунывший Гильем.
Сеньон, посерьезневший вдруг, обратился к Лудивине:
– Твоя теория приводит к выводу, что поведение убийц имеет биологическое обоснование. Получается, что генетическая предрасположенность к насилию передается из поколения в поколение и усиливается. Ты правда так думаешь?
– А что, если зло действительно существует? По-моему, неплохое объяснение. Может, это что-то вроде вируса, который распространяется через насилие?
– Зло? – повторил Гильем. – В смысле дьявол с армией демонов и все такое?
Лудивина пожала плечами:
– Я говорю о зле в любой форме. Это может быть негативная энергия, энтропия, дурное влияние, которое побуждает человека покорять и разрушать. Элементарная агрессия. Потребность убивать и доминировать.
– Эту теорию придумал Микелис? – спросил Сеньон.
– Нет. У него другое объяснение серийным убийствам.
– Какое? – полюбопытствовал Гильем.
– В общих чертах такое. Наши прапрапрадеды были в подавляющем большинстве земледельцами и оставались таковыми на протяжении столетий, потом грянула индустриальная революция, и сельское население стало массово перебираться в города, ломая свой вековой уклад жизни. Промышленность развилась до такой степени, что машины начали выполнять работу, которую делали наши предки, и тогда людям пришлось приспосабливаться к новой реальности. Из крестьян они превращались в учителей, торговцев, сапожников – представителей свободных ремесел. А сейчас мы дружно переходим к профессиям, связанным с виртуальной средой, – в них возникла необходимость, когда появились глобальная экономика, Интернет, мировая финансовая система, массовая коммуникация… Короче, всего за сотню с небольшим лет мир кардинально изменился, и люди стали жертвами этой революции, а не ее вождями. Микелис считает, что такие головокружительные перемены, такая жесткая встряска для общества на уровне нравов, традиций, исторического уклада, основ мировоззрения не могла не вызвать трещины в самом фундаменте – она нанесла человечеству глубокие психологические травмы в масштабе коллективного сознания. Весь образ жизни впервые в истории преобразился так быстро и за столь короткое время, что наша моральная резистентность дала сбои. Коллективная психика потеряла гибкость и пошла трещинами.
