Рейвен сам предложил выход.
— Эрл, сынок, ты ведь знаешь, где работает Мара?
Эрл отстранился и кивнул, не понимая, к чему этот вопрос.
— Добеги и скажи дежурному, что Бьярну плохо, а Мара осталась ухаживать.
— Мне плохо? — прорычал Бьярн.
— А что, тебе хорошо? — невинно парировал Рейвен. — Прости, не понял.
Бьярн только челюсти сжал, понимая, что спорить с этим язвительным мерзавцем себе дороже.
Эрл хлюпнул носом и вытер рукавом мокрые глаза. Перевел хмурый взгляд с Бьярна на отца и обратно.
— Схожу, если только ты, папуля, и ты, Бьярн, пожмете друг другу руки и пообещаете не ссориться, пока меня нет! А то вздумали тут драться, как маленькие!
— А я не дрался, сынок.
Рейвен поднял на Бьярна взгляд кроткой овечки, так что даже Маре захотелось его поколотить. Бьярн молча протянул ладонь, только на скулах играли желваки. И вот две руки — одна обветренная и покрытая мозолями от меча, и другая — узкая, тонкая, такая, которая, кажется, ничего тяжелее пера не держала, — соединились в рукопожатии. Им удалось убедить Эрла, так что он, строго посмотрев на обоих, умчался, прихватив с собой деревянный меч.
Рейвен, не дожидаясь приглашения, опустился в кресло, вытянув длинные ноги.
— Что же, теперь можем поговорить!
Мара сдерживалась при Эрле, но теперь поняла, что непременно должна сказать какую-нибудь колкость. Что он о себе возомнил?
— Никогда бы не подумала, что у нашего милого мальчика может оказаться такой заносчивый и самовлюбленный отец.
Рейвен поиграл бровями.
— Я тоже очень милый. Правда-правда! Не будь твое сердце занято другим, ты бы уже таяла, как снежинка на солнце.
Бьярн было подался к нему — лицо не сулило нечисти ничего хорошего, но осознал, что сказал Рейвен, остановился и посмотрел на Мару.
— Сердце занято другим?
Мара не могла не улыбнуться, глядя на его растерянное лицо. И тогда Бьярн догадался, глаза его сделались лучистыми от счастья.
— Девочка моя… — сказал он.
— Так! — Рейвен звонко хлопнул в ладоши. — Я рад за вас, ребята. Искренне рад. Но у нас времени ровно до того момента, как вернется мой сын. Эрл ничего не знает о том, кто он, и я пока не намерен ему это открывать.
Рейвен оказался неприятной нечистью, но в данном случае говорил правильные вещи. Не время расслабляться. Бьярн и Мара переглянулись. Мара присела на край дивана, Бьярн подтащил ближе второе кресло.
— Рассказывай. Кто ты, откуда и почему выжил? А главное — кто убивает девушек?
— Уверен, вам не терпится узнать ответы на все эти вопросы, но придется начать издалека. Вы знаете, с каким государством граничит Симария на севере?
— Да, — ответил Бьярн. — Граница с Иристаном проходит по Чернолесью.
— А знаете, какое дивное место этот Иристан? — в голосе Рейвена вновь сквозила ирония, а еще горечь.
— Не думаю, что дивное, — не согласилась Мара.
Она не очень хорошо разбиралась в политике, но в Симарию доходили дикие слухи о том, что Иристан заполонила нечисть, что дела там обстоят хуже, чем на севере Симарии в самые плохие времена.
— Люди там с трудом выживают, — продолжила она мысль. — Там какой-то мрак творится.
— Лучше не скажешь, — согласился Рейвен. — Сейчас вы удивитесь — там с трудом выживает даже нечисть. Я имею в виду, разумная нечисть. Такая, как я, или малыш Эрл, или моя Адель… Я только хотел для своей семьи спокойной жизни. Мы пришли в Симарию не для того, чтобы убивать, мы пришли, чтобы растить детей. Построить дом, смотреть в будущее без страха.
Рейвен говорил, и Мара увидела перед собой другого человека. Серьезного и довольно несчастного. Видно, все его нахальство и ехидство — лишь маска, спасающая от боли.
— Хутор Анхельм? — спросила она.
— Да. Наш дом. Но все по порядку… Мы — лестаты.
[1]
Мара вскинула голову, пытаясь припомнить, что скрывается за этим словом. Встретилась глазами с Бьярном, тот едва заметно пожал плечами.
— Вам это слово незнакомо? Неудивительно. Симарию хорошенько подчистили от таких, как мы. Это у неразумной нечисти не хватает мозгов, чтобы убраться подальше. А разумной весьма доходчиво объяснили… В Симарии любую нечисть убивают без суда и следствия!
— А как бы вы хотели? С судом и следствием? — глухо спросил Бьярн. — Нечисти не место в Симарии.
Рейвен посмотрел в упор на собеседника. Взгляд был тяжелым.
— Да. Я бы хотел с судом и следствием.
На какое-то время в комнате повисла гнетущая тишина, а потом Рейвен продолжил рассказ:
— Мы — лестаты. Кто-то зовет нас вампирами, но тот, кто это делает, просто не разбирается в расах. Вампиры — ночные жители, солнечный свет им противопоказан. Мы же не боимся его. И если бы кто-то увидел рядом вампира и лестата, ни за что не перепутал бы нас с этими блеклыми созданиями. Мы, как и они, нуждаемся в жизненной силе, которую легче всего заполучить из живой человеческой крови. Но наш главный козырь — наша внешность. Я ведь красив, Мара, правда?
Мара кивнула: к чему отрицать очевидное.
— Любая девушка оказалась бы очарована мной, захоти я этого. Очарована и согласна на поцелуй.
Рейвен широко улыбнулся, и Мара только сейчас разглядела его клыки — гораздо длиннее и острее, чем у человека.
— Один укус, и в кровь впрыснут яд. Действие его таково, что она не почувствует боли и до последнего мгновения будет влюблена в меня.
Голос Рейвена становился все глубже, таким бархатным и убаюкивающим, что Мара почувствовала, как сами собой тяжелеют веки.
— Убью тебя, нечисть, — прогремел Бьярн, и наваждение тут же схлынуло.
Рейвен развел руками, словно говоря: «Я только показал».
— Значит, значит… — Маре так трудно оказалось произнести это вслух. — Вы все же убиваете!
— Лестаты — убивают. Но ни я, ни члены моей семьи не убили ни одного человека, — ответил Рейвен. — Наш клан презрительно назвали отступниками. Но я посчитал, что это небольшая плата за возможность прожить нормальную человеческую жизнь.
— Но… как?
— Настойка живисила. Отличный суррогат жизненной силы. Она утоляет нашу жажду и позволяет вести обычную жизнь. Когда мы пришли в Скир, я хотел сделать все правильно. Мне казалось, ни к чему начинать с вранья. Отправился к наместнику и рассказал все как есть. Обещал, что от нас не будет неприятностей. Построим хутор в лесу, станем изготавливать настойку для себя и на продажу. Ему лично в руки я каждый месяц относил пятьдесят монет. На Севере на такие вещи смотрят проще, жизнь там суровая. Наместник решил, что мирное поселение разумной нечисти, приносящее доход, всяко лучше стада шатунов… Мы, кстати, город от шатунов защищали как могли… Почему-то я думал, что нас оставят в покое.
