– Весьма удалась, душа моя!
Широким жестом он указал на своих спутников, снимавших с седел связки кроличьих тушек и куропаток.
– Очень рада! – откликнулась супруга.
Сестрица Гауда без тени иронии улыбнулась:
– А у нас тоже есть чем вас порадовать, братец! К нам прибыл желанный гость!
– Гость? – удивился капитан. – Кто же это не поленился проделать столь утомительный путь ради свидания с нами?
Лютгер наблюдал за этой сценой с новым приливом изумления. Эти люди, немолодые и простые с виду, вели себя, как герои романа, и у простолюдинов это не вызывало насмешки. Все они явно воспринимали куртуазную церемонию как обязательный ритуал. Стараясь не упустить ни одной подробности, он вышел из-за двери, и глазастая эна Гауда тотчас указала на него:
– Кто как не служитель песенного искусства? Вот он! Идите же к нам, мессен!
Он пересек двор, поклонился хозяину дома (не слишком низко) и представился:
– Меня зовут Лютгер фон Варен, родом я из дальних краев, странствую по свету в поисках красоты и истины, пою свои песни для всех, кто желает послушать.
Германское имя почему-то не вызвало удивления. Альберик де Трес-Фонтс окинул пришельца внимательным взглядом, скептически приподняв бровь, но разговор продолжил в том же тоне:
– Ныне не лучшее время для наслаждений сердца. Большинство мастеров предпочитают места многолюдные и зажиточные. Что же вы не последовали их примеру? Монталья – край тишины и скудости…
– Тем больше обитатели ее нуждаются в утешении, даруемом музыкой, – спокойно ответил Лютгер, глядя прямо в глаза стражу границ. – Мне посоветовал побывать здесь достопочтенный епископ в городе Памье.
– Вот оно что… – брови капитана сразу перешли в хмурую позицию. – Вы из Памье? Тогда я хотел бы услышать новости. – Он обратился к жене, прищурившись с каким-то намеком. – Душа моя, вы уже показывали гостю замок?
– Нет, друг мой, мы лишь коротко побеседовали в зале! – с понимающей улыбкой ответила дама.
– Ну что ж, пока готовится обед, я сам покажу. Пойдемте, эн Лютгер!
По винтовой лестнице из зала они поднялись в горницу под самой крышей башни. Окна комнаты выходили на все четыре стороны; ни перегородок, ни занавесей – никто не мог бы спрятаться и подслушать. Стены до половины высоты покрывала незамысловатая роспись в виде задрапированной складками ткани. Видимо, эту красоту навели недавно – краски не успели потускнеть. Между окнами висели три парадных расписных щита: королевский, с лилиями, желтый с красными полосами и третий – с тремя серебряными ключами на лазоревом поле.
– Герб Арагона? – удивился гость, указав на второй. – Почему здесь?
– В гербе Арагона четыре узких червленых колонки, а тут три широких. Это родовой знак графов де Фуа. Ведь эта земля, Солтский край, как его именуют, издавна принадлежала им. Здесь жили их вассалы… – капитан на мгновение замялся, словно сказал лишнее, но продолжил прежним ровным тоном: – Только лет двадцать тому назад тогдашний граф уступил эту пограничную область государю Людовику. Замок был заброшен, его долго восстанавливали. Король французский задумал вдоль границы с соседями целый ряд сторожевых фортов возвести, вот старые замки и пригодились. А потом меня сюда назначили командовать.
– Это намерение короля разумно и похвально. Но зачем же в давние времена поставили замок здесь, в таком пустынном и бедном краю? Что защищать, от кого охранять?
Капитан покачал головой:
– Э, мессен, не судите по очевидности! Горы – это руды, камень для построек, это лес, это пастбища, овцы, а значит – шерсть, и все это – богатство, сила, власть для тех, кто владеет ими. Каждая долина кому-нибудь принадлежит, а как в этих условиях важны удобные пути через перевалы, думаю, объяснять не нужно!
– Разумеется! Где пройдут пастухи со стадами и торговцы с товарами, могут пройти и войска.
– Так вот, нашу тихую долину пересекают даже две таких дороги. Одна идет с юга, другая с северо-запада, – эн Альберик указал на окна горницы. – Вот и стережем…
Он искоса взглянул на три герба, повернулся к ним спиной и сменил тему:
– Судя по тому, что вас интересует, я лучше понимаю, почему господин епископ благословил вас прийти сюда. А то мне, признаться, это показалось странным. Ибо наш добрый пастырь не жалует «потешников», кои своим искусством пробуждают у людей суетные чувства и отвращают их от Господа! Где трубадуры, там разврат, а то и безбожие… – Альберик так верно передал интонации монсеньора Фурнье, что Лютгер невольно усмехнулся. – Но духовные песнопения он одобряет. Из чего я сперва сделал вывод, что вы – поющий клирик, но теперь осмелюсь утверждать, что вы вовсе не певец.
– А здешнему обществу духовные песнопения не по вкусу?
– У здешнего общества, включая вашего покорного слугу, много забот и хлопот, и на досуге нам хотелось бы отдохнуть душой и повеселиться. Вы находите подобные желания греховными?
– Ничуть, – честно сказал Лютгер. – На моей родине песни о любви считаются вполне достойным занятием для рыцаря, а я в первую очередь рыцарь, не монах. Тем не менее порадовать ваших домочадцев я сумею, поверьте.
– Я почему-то так и подумал, что меч для вас привычнее, нежели струны, – хмыкнул капитан; насчет «первой очереди» он уточнений не потребовал – видимо, намек уловил. – Но что же мы стоим? Давайте присядем да побеседуем без обиняков! – Он указал гостю на каменную с деревянным настилом скамью в амбразуре окна, смотрящего на северо-запад, и сам сел напротив. – Итак?
– Я, право, тоже предпочитаю говорить напрямик, – немного помедлив, начал Лютгер, – но задача моя весьма непроста. Конечно же, пришел я не только ради песен. Монталья, вкупе с окружающими ее долиной и горами, вплоть до границы с сопредельными державами, входит в диоцез монсеньора Фурнье. И его весьма беспокоит… как бы точнее сказать… состояние душ и умов здешней его паствы.
– Понятно, – процедил сквозь зубы эн Альберик. – Должен ли я верить вам на слово, или вы как-то подтвердите свои полномочия?
– Никаких особых полномочий у меня нет. Но есть вот это, – Лютгер вынул из поясного кошеля свернутую трубкой грамотку. – Прочесть сможете?
– Обучен, – буркнул капитан, осмотрел печать на шнуре, сломал ее и, развернув листок, стал читать про себя, шевеля губами. – Значит, вам велено наблюдать… за чем, собственно?
– Думаю, вы понимаете, что отсутствие крупной дичи в окрестных горах и урожай репы на огородах не могут интересовать святого отца.
– Чертовы еретики, да? – капитан в сердцах хлопнул ладонью по скамье. – Его священству доложили…
– Да, господин епископ получил донесение здешнего капеллана и поручил мне разобраться на месте.
– Нашему отцу Теобальду только дай пожаловаться – до самого папы в Риме дойдет! – фыркнул эн Альберик.
