Брат Карстен украдкой ощупал повязку.
– По коням, – таким же равнодушным голосом, как и священник, произнес Лютгер. И даже не оглянулся проверить, споро ли все бросились выполнять его приказ.
* * *
Когда рассвет вырозовелся над грядой холмов, арабский жеребец еще сохранял достаточно сил, чтобы идти уверенной рысью, но Лютгер все же пересел на Вервольфа. И всем остальным скомандовал сменить лошадей на свежих. Остановки для этого делать не стали, раненым помогли соседи. Все четверо держались хорошо, а Карстен даже в броню облекся, правда, тяжелый шлем ему надевать будет покамест невмочь. Да, может, и не потребуется. Пока все без шлемов ехали.
Куда же их все-таки занесло? Бизанти бы и до того, как полностью развиднеется, определил, он тут каждую скалу в лицо знает… знал. Лютгер же пока точно знал лишь одно: они сильно к северу от замка Шуф уклонились, и к востоку тоже. Ну, вскоре солнце взойдет…
Не похоже, чтобы у выходцев из Тартара были сейчас местные проводники.
Он украдкой оглядел ближних ратников. Бодрее всех выглядел Матиас, этой ночью имевший передышки меньше всех, чуть ли даже и не меньше своего рыцаря. Вон, даже напевает что-то себе под нос.
Рыцарь прислушался – и очень удивился.
– Коцита воды слезные
И Стикса пламя грозное
Дохнули эфиопами,
Проклятыми циклопами!
В повествовании о выходцах из Тартара хватало строк попроще – для тех, кто и сам был попроще. Лютгер знал, конечно, что старший мечник его копья на самом деле ох как непрост, но чтобы до такой степени…
– А знаешь ли ты, сержант, кто такие циклопы?
– Само собой, знаю, хозяин! – Матиас ни на миг не смутился. – Одноглазые великаны-человекоядцы. Во всяком случае, человечек у одного такого из пасти торчит.
– Где же ты видел такого, с человеком в пасти?
– На стене у нас в церкви, хозяин. Там и эфиоп был. Почти такой же, только черный, весь опален адским пламенем. И клыки кабаньи изо рта.
– Гм…
Между ними словно искорка проскочила. Матиас был родом не из того владения Варен, которое вот уже свыше века держат предки Лютгера… не совсем из того. Но церковь, о которой он говорил, Лютгеру, кажется, была известна. Правда, он, по крайней юности, плохо запомнил ту фреску, о которой говорил сержант, – но вроде что-то такое там и было. Карта ада, геенны огненной, со всеми ее обитателями.
– Коцит и Стикс ты там же видел?
– Там, хозяин. Две адских реки, – словоохотливо объяснил сержант. – Меж тамошними чудищами вились, струили потоки жидкого пламени. Священник наш, отец Герт, любил во всех подробностях рассказывать, что и где в геенне находится, будто сам там бывал…
– Он-то мог знать и не побывав. А вот прихожанам такие рассказы на пользу – чтобы им после смерти своими глазами тех рек не увидеть!
– Воистину так, хозяин…
Чудище рогатое в мир дохнуло смутою;
Миролюбцы глупые гибнут смертью лютою;
Дьявол миром властвует, сетью смертных путая,
И волна стигийская ждет их, скорбно вздутая.
Лютгер вдруг осознал, что сержант его столь не в меру разговорчив то ли потому, что в восторге от своих несбывшихся тревог, то ли, наоборот, «забалтывает» опасность, все еще видящуюся грозной. Мгновение спустя он в точности то же самое понял и о себе самом.
Что ж, солнцу и вправду скоро взойти полностью. Тогда они окончательно разберутся, куда их занесло ночное отступление. Если замок Шуф окажется в пределах видимости, так у отца Петара даже будет возможность утреню наскоро отслужить, возблагодарив Господа за избавление от тартарской напасти.
Чтоб от ярости Господней,
Чтоб от зева преисподней
Нам избавиться сегодня,—
Вознесем наш дух восходней…
Сейчас в дозоре копье брата Рика. Он еще совсем молод, но люди его опытны. Один из них сейчас осторожно пробирался по склону ближнего холма, чтобы полный рассвет встретить уже близ его вершины. Лютгер понукнул было Вервольфа, желая и сам в миг рассвета оказаться рядом, – но тут голова и плечи дозорного показались на фоне розовеющего неба.
В то же мгновение ратник вскинул руки, будто вознося молитву, и, покачнувшись в седле, опрокинулся навзничь. Его лицо, горло и грудь щетинились черенками множества стрел.
И сразу, будто великанской рукой в небо зашвырнутое, над грядой холмов показалось солнце. Багряное, распухшее, подобное глазу циклопа, яростно ворочающему по сторонам огненным зраком.
Кровавые тени потянулись от него вниз по склону.
Летит орда ревущая,
И гнущая, и мнущая,
Как туча, град несущая,
Как буря, в берег бьющая,
Летит с горы в долину,
Разливом чрез плотину…
* * *
И вот уже близок вечер, а с ним наступает время умереть.
В чем-то им повезло, что враг замкнул их кольцом меж холмами, а не на самой гряде. Тут, внизу, отыскался малый источник. Воду он сочил по капле, и сейчас каменистая яма в его ложе очередной раз была вычерпана до дна – однако это все же лучше, чем ничего. Фляги у всех опустели еще ночью, так что без родника солнце в союзе с тартарами до полудня умыло бы их отряд горючей желчью.
Впрочем, сами тартары обустроились куда роскошней. Оно и понятно: царство адского жара милостиво к своим подданным. Где-то по ту сторону холмов протекал ручей, и они посменно отводили к нему конные десятки. Дважды за день ветер доносил запах кизячного и саксаульного дымка над незримыми кострами: как видно, вражеские предводители разрешили воинам побаловаться горячей пищей. Могли себе такое позволить.
С сарацинами был бы шанс, улучив момент, когда у них устанут кони и подыссякнут стрелы, пойти на прорыв, пробиться к тем, кто стоит в стороне под знаменем, и вырубить их подчистую – но воины ада такой оплошности не допустили. При первой попытке братья потеряли троих, ратников же чуть ли не вдесятеро больше, а до вражеских командиров так и не дорвались. Да и не выходило как-то понять, где эти командиры, потому били наугад, по самому большому скоплению всадников, – но те, сильные свирепой выучкой, огрызнулись очень уж смертоносно, а потом вдруг слаженно раздались в стороны, как бы открывая дорогу к бегству… которая стала бы путем смерти.
Пролетит и скроется рать передовая,
Устрашая саблями, но не задевая,
А на ободрившихся мчится рать вторая,
И тогда уж нет резне ни конца, ни края…
Братьям-рыцарям хватило опытности понять это, так что они не соблазнились. Отошли назад в межхолмье, огрызаясь арбалетными выстрелами, а когда тартары сунулись вдогон, возжелав опрокинуть их, – развернулись и обрубили дотянувшиеся до рыцарского строя кончики щупалец. Урон тогда причинили бо`льший, чем понесли, однако что толку – врагу его легче пережить.
