– Своих дочерей правоверные не отдают в жены зимми, – покачал головой Эртургул, – а вот женщин из их общин не только наложницами, но и женами могут в свой дом вводить.
Тут они глянули друг другу в глаза – и не сказали того, что собирались. Лютгер вздохнул. Уж ему-то, орденскому брату, точно не следовало о таких материях речь заводить.
«А ее – отпустишь?» – спросил он взглядом.
«Я своему слову хозяин, – пожестчел взгляд бейлербея. – Захочет уйти в христианские земли – уйдет с тобой. С вами».
Старик обернулся через плечо. На многое он мог смотреть там – но Лютгер все понял. Это остальные, включая даже часового, видевшего, как ночью Сюрлетта опрометью вбежала в шатер, еще могут гадать о причинах. А вот Эртургул, выслушавший ее жалобы и принесший ей утешения – более глубокие, чем, похоже, сам намеревался, – все знает доподлинно. И высматривал он, конечно же, Бруно…
– Он мой брат по орденскому плащу, – сказал Лютгер спокойно и твердо.
– Знаю. Повезло тебе с братьями, друг мой альп…
И небо, почти столь же белесое, как карабкающееся в зенит солнце, звонко обрушилось на голову.
* * *
…Ему тогда только-только исполнилось тринадцать. Юным Варенам предстояло мериться силами кавалерийского искусства с отпрысками эрбграфа
[25] Отто – и Людвиг, лучший из братьев, отдал среднему для этой скачки своего коня, именем Баярд, сам же оседлал гнедую кобылу, очень выносливую и опытную в охотничьем преследовании, но не такую резвую. Намерен был брать ее и своей опытностью, лучшим пониманием пути – ну, в этом Лютгер признавал его преимущество, да и во всем другом признавал безусловно, а вот о том, что у него самого, благодаря Баярду, появится теперь весомый шанс, раньше и помыслить не мог – это был дар бесценный!
Вот такой он, Людвиг: всего двумя годами старше – а всю жизнь почти как отец.
Лютгер, сколько себя помнил, глядел на него с восхищением, гордился незаслуженным счастьем быть ему младшим братом. Самый же младшенький, Лотарь, еще не вышел из той поры, когда на малорослых толстоногих коньках скачут, и такого же примерно возраста был Хайнрих, младший эрбграфов сын. Вот пусть малыши на своих лошадках-коротышках друг с другом и состязаются, это правильно, а в гонке за настоящее первенство примут участие старшие. И Лютгер, благодаря солнечной щедрости брата, будет теперь среди них!
Где-то скачки устраивают до подножия замковой башни, если ее зубцы издали видны, где-то до колокольни: ее шпиль обычно виден еще на большем расстоянии, но к ней, бывает, не во всякое время скачешь – пока урожай на полях, не топтать же их! Сейчас урожай как раз был на полях, но это значения не имело: в здешних краях было принято скакать «до Дуба».
Обычай этот существовал испокон веков – ну, века два так точно, а раньше здесь замок Варен и не стоял.
Говорят, в ту незапамятную древность Дуб был уже таким, как сейчас… хотя, строго говоря, непонятно, откуда говорящие могут это знать. В любом случае он точно был выше всех окрестных деревьев, включая и все дубы, хотя среди них имелись подлинные великаны.
А еще он, конечно же, рос на том же самом месте, что и сейчас – то есть почти на макушке холма, своей вершиной высоко над ним вздымаясь, видимый отовсюду, много из большей дали, чем замок или колокольня. И очень хорош он для трудных скачек, которые только и подобают рыцарским сыновьям: по косогорам, через овраги, заросли и громоздкие стволы упавших деревьев, вниз по дюжине малых, но доступных лишь умелому ездоку откосов и вверх по дюжине.
Говорят, первый Варен обнаружил на Дубе останки распятых литовцами христиан… или, может, не христиан: вроде бы он и его присные были первыми христианами в этих краях… В общем, кого-то тут дикие литвины приносили в жертву, приколачивали к неохватному стволу. Из-за этого дерево чуть не пришлось срубить, но как прикинул Варен, сколько времени это потребует, скольких работников туда придется гонять и сколько охраны держать вокруг, пока они топорами машут, потому что места тут были все еще немирные… В общем, он решил, что правильнее будет смыть скверну, повесив на нижней ветви Дуба двух литовских князьков, захваченных в какой-то порубежной стычке.
Вот так Дуб и уцелел. А скачки к нему при первом же Варене начали устраивать, его сыновья и молодые дружинники – никаких графов в ту пору окрест еще не было, они уже на освоенное подтянулись.
Выстроились в ряд столь далеко, что холм с колонной Дуба был едва различим, кто-то из герцогских слуг протрубил в рог – и понеслись: трое вареновских отпрысков, трое эрбграфовых. Младшие, конечно, сразу остались позади, ну да ничего, немирные времена тут давно уже стали достоянием истории. А Людвиг с Лютгером против Ханса с Хубертом состязались нещадно… В такой скачке и глаз коню или себе веткой выхлестнуть можно, либо, упав, кости переломить. Что ж, значит, судьба такая, а как иначе? Будущие рыцари без опасных забав не растут. И отцы их не росли, и деды.
Заросли разъединили их задолго до Дубового холма. Лютгер не знал, видят ли друг друга Хуберт и Ханс, но он вскоре потерял из виду как их, так и своего брата. И очень беспокоился, как быть, если окажется, что он старшего обогнал. Это ведь неправильно! Но если намеренно замедлиться, хоть на малую толику – чего доброго, кто-то из сыновей эрбграфа первым придет, что стократ неправильней. Да не очень-то Баярд и дал бы себя придержать – он, кажется, вовсе позабыл, что на его спине кто-то сидит…
Тут был еще один момент: Херберга, дочь эрбграфа, провожая их всех на состязания, весело пообещала победителю «жаркий и сладкий поцелуй». Сам эрбграф, услышав это, вздернул было бровь – но тут же, передумав выказывать гнев, милостиво улыбнулся. А вот для Людвига, кажется, слова Херберги неожиданностью не стали. Поэтому он на победу в скачке имел особые виды…
Что ж, если Лютгер по случайности окажется первым – то просто поменяется с братом и все. Это в любом случае будет правильно: чей конь Баярд, если на то пошло?! Ну и вдобавок Лютгеру совсем не хотелось, чтобы какая-то девчонка его обслюнявливала. Если же старшему брату такое зачем-то нужно – то средний охотно уступит ему этот приз!
Один раз путь пересекла косуля – и Лютгер невольно потянулся к тому месту, где к конской сбруе обычно подвешен суличный тул. Но сейчас там ничего не было: не на охоту ведь они выехали. У каждого, правда, по клинку на поясе (у маленьких кинжалы, а Лютгер уже достиг того возраста, когда короткий меч дозволяется), но это лишь знак того, кто они есть. Благородному отпрыску без оружия даже в мирной скачке участвовать – все равно, что без штанов.
Потом на тропу вышел серьезно настроенный гурт диких свиней, и тут уже Лютгер совсем иными глазами посмотрел на свою безоружность: против кабаньей плоти его мечик был как-то даже слишком смешон. Однако матерого секача среди них не было, и, когда Баярд чертом попер на этот гурт, сам оскалившись едва ли не по-кабаньи, свиньи благоразумно расточились, исчезли в подлеске.
