– Превосходно, Лилька, превосходно! – оценила ее выбор Скромнова, сама примерявшая тирольский дирндль с кокетливой короткой юбочкой. – Станешь царицей бала! Добавь только в волосы цветок, чтобы на монашку не походить. Я даже знаю какой, – засмеялась она. – Лилию!
Лиза тоже развеселилась, подумав, как явится на бал с этой подсказкой на голове, которую, однако, никто ни за что не разгадает.
Сборы продолжились тут же, в магазине. Лиза категорически отказалась возвращаться в «Ореанду», опасаясь нарваться там на засаду. Одну из продавщиц отправили по соседним лавкам за духами и косметикой. За цветком вызвалась сходить Грановская. Едва она убежала, Лиза подманила Скромнову движением пальца и сказала негромко, но сурово, заранее пресекая любые возражения:
– Вот что, Лидка – поедем порознь, ты меня не видела, знать не знаешь, и вообще на балу держись от меня подальше! – и так объяснила свое желание, не слишком даже заботясь, чтобы ей поверили: – Если после всего, что сегодня было, меня вычислят и опознают, так это все, конец веселью! Мне еще завтра на премьере отдуваться, хоть сегодня отдохну от интервью и расспросов!
– Ну, если дело только в этом… – промолвила Скромнова с сомнением. – Может, мне тоже одеться позагадочнее? Явимся туда двумя таинственными незнакомками.
– Что я, не знаю тебя? Ты, как ни маскируйся, все равно себя чем-нибудь выдашь. А тогда и обо мне догадаются. Нет, если хочешь оказать мне услугу, делай, как я велела, ладно?
Скромнова изучила ее внимательным взглядом.
– Может, не стоит тебя туда пускать? Ей-богу, Лилька, ты прямо как не на бал, а на войну собираешься! Если что, имей в виду – так мужские сердца не завоевываются!
– Это мы еще посмотрим! – расхохоталась Лиза и сама мысленно содрогнулась, услышав вырвавшийся из горла зловещий хрип.
– Как знаешь, но ухо я буду держать востро! – пообещала Лидия.
Лиза, которая сама хотела просить об этом Скромнову, но не знала, как это сделать, не возбуждая ее подозрений, кивнула:
– Держи-держи! Может, и услышишь что-нибудь неожиданное.
– Вот, с трудом достала, – объявила Грановская, вернувшись с большой белой лилией.
Лиза видела, что та, взбудораженная азартом сборов, уже раскаивается в том, что отказалась от билета. Не зная, как отблагодарить маленькую актрису за ее самоотверженность, Лиза обняла ее и поцеловала:
– Спасибо, душечка! Век твоей доброты не забуду!
У той заблестели глаза, она сбивчиво забормотала:
– Ну что вы… ты… не надо, а то я сейчас… – и, сморгнув два или три раза, добавила самым деловым тоном, вдруг сорвавшимся в шепот: – Большой спрос на лилии, говорят, все раскуплено…
– Да, Лилька, не мы с тобой одни такие умные… – заметила Скромнова.
Лиза, мимоходом задумавшись, что бы могла означать неожиданная популярность этого цветка, готова была выбрать что-то другое, но ей не хотелось лишний раз гонять младшую Лиду, да и время поджимало, не стоило задерживаться из-за такой мелочи. А тут и таксист прибыл, доставив посылку от костюмерши. Та не подвела – присланный парик совершенно скрывал родные локоны Лизы, превращая ее в жгучую брюнетку. Цвет взятых взаймы волос эффектно оттеняла лилия, хищно выбросившая из сердцевины длинные тычинки. Лизу, надушенную герлэновским «Воль-де-нюи», напудренную, одетую почти во все неношеное, посетило знакомое чувство, будто ее заново сотворили на свет, придав новый облик, только на этот раз богом-творцом была она сама. Ее и впрямь было не узнать, особенно после того, как она надела черную полумаску, закрывавшую курносый нос, известный всей стране. Россиянки осаждали пластических хирургов, требуя себе такой же, – и нарисовала помадой кокетливый бантик губ.
Пора было отправляться – но Лиза не могла заставить себя встать на ноги, чувствуя в них нехорошую слабость, которая не нападала на нее очень давно – вероятно, со времен первых кинопроб. Ожидавший Лизу бал и будоражил ее, и наполнял нервным трепетом, от которого покалывало кожу, словно в воздухе сгущалась гроза, заряжая его электричеством. Сейчас бокал шампанского ей бы очень пригодился – и дело было совсем не в обещанном разоблачении!
– Ну, что же ты, Лилька? – поторопила ее Скромнова. – Идешь? Или уже передумала? А то я на твоем такси поеду!
– Только попробуй! – грозно усмехнулась Лиза. – Надоумила меня, а теперь мешаешь! Сама себе машину ищи!
И она засуетилась, в последний раз пройдясь пуховкой по щекам и наспех проверяя, все ли в порядке с внешностью.
– Все, девочки! Не поминайте лихом! А ты, Лидка, не забывай, о чем я тебя просила!
Многозначительно подмигнув Скромновой и помахав рукой Грановской, она нырнула в машину. Успевший заскучать таксист газанул, развернулся и покатил на восток – туда, где в стеклах домов гасли последние отблески дня…
Глава 12
Путь Лизы лежал к Поликуровской горке. Именно ее темный человек Ян Данилович Бондаренко почти целиком заполучил в безраздельное владение – как считала тетя Клава, благодаря дружбе с градоначальником Дурново, основанной на общих финансовых интересах или, выражаясь языком нового времени, «откатах», – и именно там он отстроил беломраморную усадьбу в окружении садов. Увидев это великолепие, Лиза сразу поняла, какие силы стоят за этой загадочной личностью и какими связями тот обладает, если так демонстративно похваляется невесть где нажитым богатством. Она даже ужаснулась и пожалела, что впуталась в эту авантюру, но было поздно – такси уже тормозило у подножия длинной лестницы, ведущей к усадьбе.
Как бы презрительно Клавдия Петровна ни отзывалась о Бондаренко, далеко не вся крымская публика разделяла ее снобизм. Только сейчас и можно было в полной мере оценить утверждения о том, что Черноморское побережье принимает у себя весь высший свет, отрезанный войной от Канна и Биаррица: никак не меньше половины этого высшего света съехалось на бал к ялтинскому нуворишу. Шикарные лимузины, кабриолеты и ландо, в скоплении которых опытный глаз различил бы самые престижные марки: «мерседесы», «кадиллаки», «линкольны», «роллс-ройсы», – поминутно изрыгали из своих недр разодетых в пух и прах гостей. Окружавший Лизу блеск ламе и органзы, сотни элегантных дам и господ, казавшихся согнанными на массовку статистами, ее собственная новая роль – все внушало ей мысль, что сейчас в глаза ударят софиты, пригвоздив ее, будто пойманную с поличным преступницу, к сцене и из-за завесы, созданной их ослепительным светом, невидимый голос прокричит: «Мотор!»
Чтобы гости не истекали потом в духоте помещений, в их распоряжение было предоставлено открытое пространство между двумя полукруглыми колоннадами, похожими не то на египетский храм, не то на прославленный ДнепроГЭС. Середину этого дансинга без стен занимал модернистский фонтан с призрачным цветком струй, выраставшим поверх странной мешанины из звериных голов и ног, будто нашинкованных для какого-то пиршества гигантов. На построенной здесь же эстраде гремел джаз-банд – на радость тем жителям окрестных кварталов, кому был закрыт вход на торжество, и на горе тем из них, кто привык рано отходить ко сну. К разноцветным фонарикам, освещавшим празднество, слетались мотыльки, заслоняя хрупкими крыльями свет, и по лицам и спинам танцующих скользили пестрые тени, усиливая торжественную таинственность. Дальше начинался сад, где скапливался прохладный мрак, затопляя промежутки между деревьями и застревая в гуще боскетов.
