– Однако, сударь, время! Не заставляйте себя ждать! – и напомнила, не очень понимая, с чего бы эти слова пришли ей в голову: – Точность – вежливость королей!
Словно эта истина стала для ее спутника последним доводом, тот засмеялся, оставил свои намерения и повел Лизу вслед за теми двумя. Но в дверях виллы ее ждало новое испытание, на этот раз приняв вид знакомого ей японца Харуки, который уже лыбился навстречу прибывшим разбойничьим оскалом.
Пират небрежно, лишь проформы ради, предъявил и ему свой загубленный цветок, еще более небрежно, одним взглядом, указал стражу на Лизину лилию, и японец, низко поклонившись, отступил и впустил прибывших в освещенный дверной проем.
Они оказались в парадном холле с двумя лестницами, поднимающимися на галерею второго этажа, но пират повел Лизу не наверх, а прямо, ко входу в следующее помещение. Лиза, внутренне подобравшись, подчинилась, готовая к решительным поступкам, хотя уже понимала, что увидит совсем не то, о чем думала, отправляясь сюда.
Глава 13
Войдя в дверь, любезно отворенную пиратом, Лиза попала в большую и скудно освещенную гостиную. Слегка присмотревшись, она разглядела, что здесь среди расставленной в беспорядке мебели собралось десятка два или три людей, частью в маскарадных костюмах, частью во фраках и бальных платьях. Некоторые сидели, отравляя душный воздух табаком, кто-то у бара смешивал себе коктейль, по большей же части собравшиеся стояли – редко поодиночке, чаще небольшими группами по два-три человека; одни оставались в масках, другие их сняли, и Лизе показалось, что кое-кого из них она знает, хотя с ходу назвать ничьих имен ей бы не удалось. Но главное, у всех без исключения дам, заметно уступавших господам численностью, имелась примета – лилия в прическе, – а несколько растерзанных цветков той же породы, использованных как пропуск и выброшенных за ненадобностью, лежало на полу или на столах. Их дурманящий запах, сочетаясь с сигарным дымом, наполнял комнату уже совсем невозможным амбре.
Несмотря на праздничный вид общества, Лиза – может быть, из-за необычной для такого многолюдства тишины – сразу же ощутила витавшую в воздухе вместе с дымом нервозность. Похоже было, что большинству собравшихся, как и ей самой, немного не по себе. При их с пиратом появлении почти все, как по команде, обернулись и пришли в движение – но не им навстречу; центром притяжения были те двое, что явились парой мгновений раньше. Дама в клетчатом домино вышла на середину гостиной и сказала, отгоняя веером табачные клубы:
– Уф-уф, дышать нечем! Противогаз мне никто не одолжит? Хоть бы окна открыли, что ли! – и после этой преамбулы без всякой паузы объявила: – Господа, как видите, я сдержала слово! Я говорила, что приведу того, кто нам нужен, и привела. Прошу любить и жаловать – полковник Левандовский!
Тот, повинуясь жесту спутницы, снял маску, хотя его и в ней было несложно узнать. По залу прошел гул, в котором слышались нотки радостного изумления. Но больше всех, кажется, был изумлен сам Левандовский. Вертя в руках ненужную маску, он промолвил:
– Послушайте, Зина, зачем вы меня сюда притащили?! И по крайности, я хотел бы знать, в чьем обществе имею честь находиться!
Тогда капитан Блад, бросив Лизу у входа, шагнул вперед и, сорвав с себя маску вместе с треуголкой, предстал перед Левандовским.
– Надеюсь, полковник, мое присутствие убедит вас, что мы собрались здесь не для какого-то недостойного дела! Меня вы знаете, а за остальных я ручаюсь!
– Ростислав Михайлович!.. – вырвалось у Левандовского, и Лиза, пораженная в высшей степени, сообразила, что ее пират – не кто иной, как знаменитый Барсов. Он стоял, горделиво приосанившись, с глазами навыкате – форменный император, совершенно не похожий на фотографию в спальне у Зинаиды, и даже пиратский костюм не нарушал его торжественного вида.
Левандовский же прибавил с усмешкой:
– Я мог бы сам догадаться, что без вас не обойдется! Итак, жду объяснений, для чего я вам понадобился.
– Сперва дайте слово, что будете молчать обо всем, что здесь увидите и услышите! – потребовал кто-то из толпы.
– Полноте, князь, – возразила Шахматова, тоже наконец открывая лицо. – Полковник – человек чести!
– Очень на это надеюсь, – ответил тот же голос, не спешивший показываться. – А если что, пусть не забывает о Муромцеве!
Летчик нахмурился. Лиза, незаметно нырнувшая за огромный глобус в углу гостиной, – тоже. Сказанное наводило на подозрение, что самоубийство пресловутого Муромцева и прискорбное происшествие с его женой, помянутое тетей Клавой, были как-то связаны друг с другом. Но самой неприятной была мысль о том, что несчастная Таточка Муромцева пострадала от рук Бондаренко именно в этом доме, куда Лизу занесло ее собственное безрассудство…
Левандовский резко отозвался:
– Предупреждаю вас, угрозы – не лучший способ начинать со мной разговор!
– Ну же, Евгений! – успокоила его Зинаида. – Князь просто погорячился. Князь, прошу вас, возьмите свои слова обратно!
Тот на секунду высунул из толпы болезненно бледное лошадиное лицо, сверкнул стеклами пенсне, сквозь зубы выдавил какое-то невнятное извинение и снова скрылся.
– Как видите, – сказала Зинаида, – страсти накалены, и есть с чего: слишком многое поставлено на карту!
– Да уж, – произнес Левандовский, – вижу, что дело нешуточное, раз вы целый маскарад устроили для прикрытия! И какие люди, – продолжил он, приглядываясь к окружавшим его фигурам. – Председатель Госбанка… начальник Южного военного округа… Князь Беломорский… – не забыл он про господина с лошадиным лицом, и Лиза вспомнила, что тот – владелец нескольких влиятельных газет. Назвав еще несколько чинов и титулов, летчик кивнул человеку почти карликового роста, которого Лиза едва разглядела в толпе: – И вы здесь, господин Ужов! Думаю, такое блестящее общество собралось не для того, чтобы составить адрес президенту к юбилею его пребывания в должности!
Услышав имя Ужова – в прошлом всемогущего министра, на пару с Верховским изводившего в стране крамолу и потому получившего от верноподданной прессы льстивое прозвище Железный, а ныне за какие-то грехи сосланного управлять крымским Особым отделением, Лиза совсем струхнула. Выходило, что даже эта служба здесь замешана, а значит, дело совсем худо.
– Недолго ему осталось, – бросил кто-то, и Барсов поспешно откликнулся:
– Господа, не надо торопить события!
– Вот именно что события следовало бы поторопить, – возразил, выходя вперед, господин внушительного роста, одетый в строгий фрак. Он не считал нужным скрывать под маской лицо, изборожденное глубокими морщинами, и Лиза узнала в нем известного колумниста и ультраправого думского депутата Солоницына – заслышав его имя, профессор Кудрявцев всегда начинал кипятиться и брызгать слюной.
– Ваше высочество, – сказал Солоницын, на что Левандовский поднял брови, – с вашего позволения, я сам объяснюсь с полковником, чтобы не давать никому повода заподозрить вас в своекорыстии.
