Под эту песню о страсти и сладостной тоске, написанную словно для них двоих – для самой красивой женщины и самого страшного мужчины на свете, – она заученно исполняла фигуры танца, а может быть, они оба подчинялись диктату музыки. Казалось, само плетение звуков приглашало к этим каминадам, сакадам и баридам, которые пришелец из грозного прошлого проделывал с безупречным мастерством. Считая про себя, сколько тактов осталось выстоять до момента, когда танец, кончившись, позволит ей отдаться милосердной пустоте обморока, Лиза отметила все же, что ей достался отличный партнер! Где он обучился этому искусству и какими еще сюрпризами может удивить несчастную женщину, чью жизнь, уже однажды им перечеркнутую, готов перечеркнуть еще раз?
Шагая с ним в ногу в маршевом темпе, она промолвила:
– Превосходный оркестр! Где вы его отыскали?
– Лично приглашал! – похвалился хозяин. – И не отказал никто, пришли все! Знаете, кто дирижер? Эдди Рознер!
– Неплохо! Вы бы еще Гленна Миллера позвали!
– Будет вам и Гленн Миллер! Лично для вас из Америки выпишу!
Она промурлыкала с вкрадчивой лестью в голосе:
– Для латышского стрелка вы удивительно любезны!
– А вы, сударыня, – ощерился тот, – удивительно отважны, если не сказать – безрассудны!
– Во мне безрассудства не больше, чем в бывшем чекисте, водящем дружбу с монархистами! – улыбнулась Лиза, маняще отстраняясь. – Придут ли они в восторг, узнав этот факт вашей биографии?
Ведомая партнером в мулинете, она заметила словно выхваченные в безликой толпе лучом прожектора домино Зинаиды, тарзанью шкуру Левандовского, пиратский камзол Барсова и, следуя изысканному рисунку танца, проделала несколько вычурных восьмерок, завершая их изящными болео. Публика разразилась аплодисментами.
Хозяин бала властно привлек ее к себе и негромко сказал ей прямо в лицо:
– Сударыня, вам самой не поздоровится, попадись вы сейчас к ним в руки!
– Сама я к ним, конечно, не пойду, – томно прошептала Лиза, повиснув на его твердой руке, сквозь шелк платья обжигавшей ее пылающее тело морозом, – но у меня приняты меры! Если я не вернусь с этого бала завтра, то Ялту будет ждать сенсация! – и, почти прижимаясь щекой к его щеке, изуродованной кривым шрамом, еле слышно выдохнула: – И не надейтесь на то, что я блефую!
– Возможно, ваши угрозы настоящие, – с усмешкой сказал Бондаренко, – а вот эти волосы – точно нет!
С этими словами он завертел ее юлой, и праздник превратился в бешеную карусель, – а затем под взятую аккордеоном длинную коду, не давая Лизе опомниться, подхватил ее и почти опрокинул затылком к земле. В следующее же мгновение у Лизы с головы свалился парик, выпуская на волю ее разметавшиеся родные волосы.
Лиза резко разогнулась, сконфуженная внезапным разоблачением. Оставалась слабая надежда, что в маске ее все-таки не узнают, но Бондаренко не позволил этому случиться. Взяв Лизу за руку, он развернул ее лицом к зрителям и объявил:
– Господа, приветствуйте – Елизавета Тургенева!
По толпе волной пробежал гул, а затем в общем порыве, словно повинуясь неслышимой команде, арлекины, ковбои и восточные танцовщицы стали надвигаться на Лизу, обступая ее и Бондаренко со всех сторон.
Он что, добивался того, чтобы в толчее ее схватили и умыкнули заговорщики? И она прокричала кавалеру, уверенная, что в поднявшемся гаме никто ее не расслышит:
– Это ваша работа?!
– Что вы, Елизавета Дмитриевна! – стал отпираться Бондаренко. – Я еще минуту назад не представлял, с кем имею удовольствие танцевать!
– В таком случае, – потребовала Лиза, прекрасно зная, что он врет, – избавьте меня от этого!
– Вам стоит только приказать! – сказал он, не выпуская ее руки. Столь велика была мощь его взгляда, что толпа послушно расступилась, освобождая проход.
Выбравшись из скопления масок, Лиза оглянулась, почти уверенная, что те сейчас кинутся следом. Нет, толпа уже увлеклась новым зрелищем: под звуки заморского джиттербага на площадку очень кстати выскочила пара танцоров и принялась отплясывать, выделывая всевозможные коленца и трюки. То, превращаясь в жонглера, партнер подкидывал партнершу в воздух, крутя и вертя ее так, как ему заблагорассудится, то она делала стойку у него на плечах, соблазнительно дрыгая крепкими ножками. Вслед удаляющейся паре смотрели лишь немногие, в том числе те трое, из-за которых Лиза и попала сюда, а также стоявший рядом с наследником престола неизвестный ей юноша в гусарском костюме, почти совсем мальчик, едва ли не сильнее всех пожиравший ее глазами.
– Ну вот, – капризно сказала она, отбрасывая маску, – для меня праздник кончился. А все из-за вас! – упрекнула она Бондаренко. – Зачем вы меня так резко наклонили? Теперь сами думайте, где мне скрыться от этой назойливой публики!
Тот сделал широкий жест:
– Прошу! Весь сад в вашем распоряжении!
– Ведите, – сказала Лиза и смело шагнула навстречу стене кипарисов, сдерживавшей непроницаемую темень, подобно плотине.
Больше она не оборачивалась, но голыми лопатками чувствовала, как ей сверлят спину взгляды Левандовского с Зинаидой. Что они теперь предпримут? Догонят и попробуют отбить? Вряд ли хозяин так просто отдаст им свою добычу. Видимо, он все же с должным вниманием отнесся к ее угрозам, иначе не стал бы стряхивать с нее парик на глазах у всех, а потихоньку уволок бы куда-нибудь подальше и там разобрался бы с нею привычным ему способом. Но все-таки не стоило праздновать победу до тех пор, пока не удастся предъявить ему других козырей, кроме самого отчаянного блефа.
Они нырнули во мрак, где от Бондаренко остался лишь темный силуэт с белым клином пластрона. Лиза, охваченная тревожным возбуждением, как бы невзначай отделилась от спутника и спросила с едва заметной ноткой беспокойства:
– И здесь нам точно никто не помешает?
– Если сомневаетесь, – деловито ответил Бондаренко, – прошу в дом!
Он уверенно взял ее за руку и повел к смутно мерцавшим в ночи французским окнам, увитым бугенвиллеей. Отворив одно из них, он впустил Лизу во влажную духоту оранжереи.
Стеклянная стена отрезала их от маскарадного шума. Вокруг в потемках угадывались контуры растений, названия которых были Лизе неведомы. Прикосновение мужской руки она ощущала так, словно держалась за оголенный провод, но не отдергивала руку, зачарованная обществом опасного врага. Ежесекундно ожидая, что вот-вот окажется в его объятиях, она сказала:
– Приятно, когда твои желания так быстро исполняются! Надо воздать вам должное – вы умеете доставить даме удовольствие!
– Все удовольствия, Елизавета Дмитриевна, – двусмысленно заявил Бондаренко, – еще ждут нас впереди!
– Ваша любезность, – заметила Лиза, – не уступает вашему самомнению!
– Самомнение, – сказал Бондаренко, отпуская ее руку, но подходя к ней ближе, – залог решительности, а без нее женское сердце не покорить!
