В темноте я легко дошёл до двери, приоткрыл, стал спускаться. Внизу в доме окна были не зашторены, и после полной темноты казалось, что там почти светло. Сторожевые руны, которые я лично обновил вечером, молчали.
Вначале я удивился, что на кухне так свежо.
И лишь когда на кухне шевельнулась тень, заподозрил неладное. Но вначале не поверил своим глазам.
Здесь не могло никого быть!
Любой человек вызвал бы срабатывание руны!
Я вызвал руну света – её можно создать разными методами, но я использовал сочетание Кано и Дагаз, и бросил под потолок кухни, влив одну секунду жизни. Руна засияла как несколько хороших стеариновых свечек.
В углу кухни, у открытого настежь окна, стоял изменённый. Он был выше Сеннеры, я сравнил бы его с подростком, очень тонкий, хрупкий, с конечностями неестественно вытянутыми – даже у Сеннеры руки были чрезмерно длинны, а у этого почти доставали до пола, причём одна рука была явно длиннее другой.
Впрочем, почему «у этого»?
Девушка. Изменённая была обнажена, и у неё были заметны груди. Всё тело покрывал хитин – не чешуя, как у Сеннеры, а сплошной серо-зелёный покров, делящийся на сегменты, как у муравья или богомола. На первый взгляд, покров казался доспехами, которые надела на себя хрупкая дева-воительница, лишь потом становилось понятно, что это жутковатая оболочка живого существа.
Но куда страшнее была голова девушки. На ней полностью сохранились волосы – умилительные белокурые кудряшки. Черты лица тоже остались человеческими, но гротескно искажёнными, натянутыми на голову с формой как у гончей или пони.
– Тихо… – сказал я, вытягивая вперёд руку. – Тихо, тихо… мы не враги…
Сеннера при первой встрече тоже показалась мне неразумным монстром…
Рот девушки начал открываться. Не в улыбке, как мне вначале показалось, и не для того чтобы ответить. Нижняя челюсть опускалась вниз, растягивалась, выворачивалась, а из головы выдвигалось что-то вроде ещё одной челюсти размером с кулак, медленно и завораживающе.
А потом эта челюсть будто выстрелила в меня!
Уж не знаю, могла бы она преодолеть те четыре метра, которые нас разделяли. Челюсть крепилась на конце длинного и тонкого серого языка, разматывающегося будто лягушачий. Может быть, она бы до меня и дотянулась.
Но на моей вытянутой руке уже горела руна Турс, расплющенная в щит. Невидимая стена разделила нас, челюсть гулко ударила в неё и упала на пол. Девушка-изменённая взвизгнула, отшатнулась назад. Язык сматывался обратно в голову, волоча за собой клацающую зубами челюсть.
Мерзость-то какая!
Как сотворённые натурфилософией монстры ухитрялись совмещать в одном маленьком теле все эти органы, взятые от разных существ, – ума не приложу.
– Мира, вставай! – крикнул я. – Враги!
Можно подумать, она не услышала звуки боя.
– Поднимайся! – крикнула мне Мира.
Одной рукой я взял со стола книгу и сунул за пояс – ну не зря же спускался? И начал пятиться, держа перед собой щит и не сводя с изменённой глаз. Почему она пришла так рано? Почему одна?
Дверь разлетелась щепками, и в кухню ворвался ещё один изменённый. Вот это точно был парень, никаких сомнений, поскольку одеждой он пренебрёг. Довольно рослый, уже не ребёнок, даже почти не подросток, а юноша. Весь покрытый шерстью, с волчьей головой. Был ли у него хвост, я не присматривался, но любой деревенский дурачок при взгляде на изменённого уверенно закричал бы «волколак». Он стоял на пороге, озираясь и слегка покачиваясь, будто двух ног ему было мало.
Значит, девочка – совмещённая с насекомым, и мальчик, совмещённый с волком… Мальчика-волка Сеннера не особо боялась, девочку просила убить.
Мальчик-волк встал на четыре лапы и явно почувствовал себя увереннее. Уставился на меня и проорал тонким детским голоском:
– Нямка!
Меня смутил размер, а ведь, похоже, что его человеческая часть была совсем малышом. Натурфилософ совместил маленького мальчика со взрослым волком?
Я подумал, что если встречу Ирбрана раньше, чем того отдадут Сеннере, то её месть может и не состояться.
Волк тупо кинулся вперёд, на меня, полагаясь на размеры и силу. Он ожидаемо ударился мордой в щит, завизжал и упал. Я влил в щит секунд двадцать, вскинул вверх – и ударил по волку.
Изменённого прижало, приплюснуло, захрустели какие-то кости. Волк завизжал и начал уползать к двери. Похоже, боец из него был так себе.
Добивать я его не стал, да и возможности для этого уже не было – девочка-насекомое опять выстрелила своим языком-пастью, я едва успел увернуться. Ядовитые зубы клацнули рядом с моей щекой. Девочка взвизгнула от обиды, втягивая язык. Это было её слабым местом – несколько секунд, пока пасть «перезаряжалась», она оставалась беспомощной.
И я не собирался упускать эту возможность.
Ещё один Турс – на правую руку, длинным клинком. Взмах – и я рубанул по языку, рассёк его и отрубил, оставил глубокую зарубку на полу.
Девочка зашипела и кинулась ко мне, размахивая руками. Я поставил щит – и в полной растерянности обнаружил, что на её руках тоже полыхают руны Турс! Длинной рукой она орудовала, будто мечом, короткую держала наготове для обороны. Два удара – и мой щит сгорел.
Я не стал делать новый. Изменённая вряд ли дорожила своим временем, и я рисковал втянуться в ненужное изнурительное сражение.
Вместо этого я свернул конусом руну Гебо, вложил в неё руну Исаз – и швырнул в изменённую.
Коварство Гебо в том, что её мало кто использует как оружие. Это руна Дара, с её помощью лечат, передают предметы, восстанавливают силы. Её очень трудно отразить, да никто к этому и не готовится.
Даже если девочка-насекомое поняла, что происходит, шансов у неё не было. Руна Гебо пронзила её, растворилась – и выпустила Исаз, наполненный десятью минутами моей жизни.
Что-то мелькнуло в её глазах – боль, разочарование, страх… Может быть, ещё и усталость с облегчением – от того, что всё закончилось. Очень надеюсь, что там были усталость и принятие конца.
Изморозь проступила на хитине, покрывающем грудь. Длинная рука дёрнулась, поднимаясь, покрылась коркой льда – и переломилась. Глаза из тёмных стали белёсыми, ледяными. Изменённая открыла рот – и из него попёрли клубы пара и посыпалась снежная пыль.
Она так и застыла, пытаясь дотянуться до меня – изломанное, исковерканное, мёртвое создание.
Я выдохнул. В воздухе вдруг поплыл тягучий тревожный звон – сработали мои охранные руны. Да почему же так поздно-то?
Мальчик-волк уже выполз в дверь. Девочка-насекомое стояла рядом куском промороженной плоти.
– Мира! – позвал я.
– Поднимайся, Грис, – позвали сверху. – Только без глупостей.
