Женщина захлебнулась кашлем, я вскрикнула, вскочила, стала шарить в изголовье кровати в поисках кнопки вызова медперсонала.
– Не суетись, – лягух отодвинул меня, присел на постель, твердо поддержал женщину за плечи. – Неужели не видишь, она еще не готова? Она ждет.
– Чего?
– Ну тебя-то она дождалась.
Анна, справившись с кашлем, кивнула:
– Правильный мальчик…
– Это я-то? – шутливо переспросил Святозар. – Я – фрик, мне про это один правильный уже объяснил.
– И глаза у тебя добрые.
– Это в папу. Папа у меня, по слухам, добрейшей души нелюдь был. Бывало, соберет своих чадушек, и ну пороть, науку в неокрепшие умы вколачивать. И все через мягкое место…
Он бормотал еще что-то забавное, одновременно поправляя подушки и одеяло, отдергивая шторы, чтоб впустить в палату солнечный свет, приоткрыл скрипучую форточку, мягко взял Анну за руку, притронувшись подушечками пальцев к запястью.
Я немножко успокоилась. Не время – значит не время. Опытные люди вон сказали, кто я такая, чтоб возражать.
Я присела на освободившееся место.
– Ребята там, наверное, нас уже обыскались, – наклонился ко мне лягух, когда Анна задремала. – Ты же телефон на тумбочке оставила?
– Кажется…
– Ну так я вернусь, всех предупрежу, что тебя не ревнивая цветочная королева похитила, а…
– Иди. Я здесь останусь.
– Хорошо.
– Столько, сколько надо останусь.
– Да я не возражаю, – пожал плечами парень.
– Я должна!
– Дашка! – Лягух взял меня за плечи и встряхнул. – Ты в тоску-кручину не уходи! Хорошо? Ну соберись же! Ты сильная!
– Я сильная, – кивнула я. По щекам потекли горячие слезы. – Я всех победю… побежу… Тьфу, черт! Что делать-то?
– Не пытаться изменить то, что изменить не в силах. Это жизнь, Дарья. Жизнь всегда заканчивается. Рано или поздно, так или иначе. Никто не должен жить вечно, понимаешь?
– П-почему?
– Что почему?
– Почему никто не должен жить вечно? Кто это сказал?
Святозар наклонился еще ниже, к самому моему уху:
– Потому что все должно изменяться, а постоянство и есть самая настоящая смерть…
И, никак не пояснив своих слов, лягух вышел из палаты.
Я не люблю смерть. Не люблю и боюсь. Потому что все это я уже проходила. Вот точно так же сидела у постели своей бабушки, вглядываясь в заострившиеся черты, тронутые уже потусторонним светом, и ревела, ревела…
Анна выбрала для себя такой путь, я не имею права ей мешать. Раньше мне казалось, что воспользоваться молодым, полным жизни телом Руби для того, чтоб воссоединиться с возлюбленным – очень здравое решение. Здравое и справедливое. Руби была плохим человеком… Не человеком… Плохой, гадкой, эгоистичной феей. Руби потеряла свое тело, потому что хотела убить Анну, но артефакт дома Лета решил иначе и поменял души женщин местами. У него тоже было своеобразное представление о справедливости.
Анна открыла глаза:
– Кошки мои как? Разбежались?
Я шмыгнула носом:
– От хорошей жизни не бегут. Я специально для твоих кошек питомник организовала, у них там не жизнь, а малина – кошачий рай в миниатюре.
– Молодец…
Ей было трудно говорить. Поэтому она ограничивалась односложными фразами.
– Еще я родственников твоих прогнала. Племянник какой-то на жилплощадь активно претендовал, я его шуганула.
– Правильно… Когда все… Когда я уйду… У нотариуса завещание есть, на тебя составленное… Не побрезгуй…
– Ты – сумасшедшая старуха, – улыбнулась я сквозь слезы. – Мне еще наследства твоего не доставало.
Анна погладила мою руку:
– А ты-то как, девочка? Справляешься?
– Все у меня хорошо. Живу, работаю, замуж вон собралась.
– А кольца не носишь.
– Мне на пальцах это все мешает, – смутилась я. – Ты не думай, мне Ларс уже штук пять разных колечек дарил, все своего звездного часа в шкатулке дожидаются. Он у меня хороший, ты же его знаешь – надежный и…
– Ну, ну… Тогда, в добрый час, Дашка.
Вот я дура! Нет, ну как мне еще себя назвать? Человеку плохо, очень плохо, а я ее разговорами о своем Ларсе ненаглядном развлекаю. Молодец, Дарья Ивановна! Держите медальку за эталонный эгоизм! Заслужили!
В палату вошла женщина в белом халате – медсестра, как значилось на ее бейдже:
– Вы родственница?
– Да, – я поднялась с кровати и разгладила на животе халат, я же прямо в махровом халате и шлепанцах сюда явилась. – Официальный опекун. В соседнем отделении лежу. Когда ее привезли?
– Позавчера, на скорой. Страховой полис был в порядке, но вам неплохо бы к врачу подойти.
– Диагноз?
– Ну какой диагноз тут может быть, – невесело улыбнулась женщина. – Старенькая у вас бабушка, сердечко еле тикает. Мы ее пока держим, но… Вы лучше у врача спросите.
Я кивнула и направилась к двери.
– Не уходи, – тихонько попросила Анна. – Побудь со мной, уже скоро.
Я вернулась, беспомощно пожав плечами.
– Я доктору скажу, что вы попозже подойдете, – решила медсестра.
Она еще немножко посуетилась, установила капельницу, поправила подушки.
– Беседуйте, девушки, если что – я неподалеку в сестринской буду.
И она ушла, провожаемая моим благодарным взглядом.
– Время, оно такое быстрое стало, – сказала Анна. – В юности дни были бесконечными, а потом… Не трать свое время, Дашка, на полную катушку живи. Чтоб не жалеть потом о том, что не случилось.
– Я постараюсь.
В коридоре раздался шум, я повернулась к двери, которая открылась, как от толчка. В палату один за другим вошли четверо – одинаково одетые рослые мужчины в темно-серых костюмах. Я прищурилась и испуганно вскрикнула. Расфокусировав взгляд удалось пробиться сквозь морок, и те, кого вполне можно было принять за охранников какого-то официального лица, оказались нелюдями – ледяными демонами в боевых личинах – с острыми зубами в ощеренных пастях и пустыми белесыми глазами.
Стоп. Отставить панику! Что я, демонов не видала, что ли?
Я выпрямилась во весь рост и развела руки в стороны, защищая лежащую на кровати женщину.
– Ты уже здесь, Сирин!..
Вслед за охраной на пороге появился рослый седовласый старик.
Я видела Господина Зимы во многих обличьях – и капризным мальчишкой, и подростком, и красивым взрослым мужчиной. Теперешняя ипостась альва была пожилой и очень уставшей. Глубокие морщины бороздили его костистое лицо, спускаясь от крыльев орлиного носа, тяжелые веки нависали над прозрачными глазами, а волосы, белее снега, спускались на ворот черного плаща неопрятными космами.
