У нас на рации был свой экипаж — шофер и четыре радиста. Как-то днем ко мне подошел Трунов и сказал, что приехали наши матери. Предупредив начальника радиостанции Мусиченко, мы по знакомой дороге пошли к Дому культуры Ильича. Там нас ждали родные. Постояли, поговорили и, забрав привезенные ими гостинцы, быстро побежали обратно в часть.
Получили приказ: на базе полуторки сделать фургон для нашей радиостанции. Под руководством Мусиченко занялись строительством. Пошли на станцию Шушары. Там ломали деревянные дома. Набрали брусьев, досок, железа. Несколько дней работы — и получился довольно неплохой кузов, обшитый кровельным железом. Потом он долго верой и правдой служил нам. По бокам и спереди фургона сделали небольшие окошки. В передней части кузова — стол. На нем радиостанция 5-АК для связи вверх и танковая рация для связи с танками. Под столом — аккумуляторы и блок питания. По бокам кузова откидные скамейки. Под ними ящики для запасного имущества. Сзади, у дверей, небольшая печурка, которая не раз потом нас выручала.
При оборудовании машины я, видно, простудился. Несколько дней валялся с температурой. Шел январь 1943 года. Ко мне заглянул начальник связи Тимофеев и предупредил, что скоро полк идет в бой, а раз я болен, меня придется отправить в госпиталь. Я перепугался. Дал слово, что к наступлению обязательно поправлюсь. И действительно через пару дней был на ногах.
ПРОРЫВ БЛОКАДЫ
13 января 1943-го мы услышали далекий гул канонады, а через два дня получили приказ выдвинуться в район Шлиссельбурга. Начались бои по прорыву блокады. Войска 67-й армии уже форсировали Неву и закрепились на левом берегу. Надо было развивать успех. Настало время вводить в бой тяжелые танковые полки и бригады средних танков.
К Шлиссельбургу машины шли своим ходом. У переправы через Неву произошла заминка. Колонна остановилась. Вышли на дорогу размяться. Вдруг раздалась команда: «Воздух!». Все спрятались под машины. Стоя около нашего фургона, я пытался разглядеть высоко в небе летящий самолет. Кто-то дернул меня за ногу, и я очутился под машиной. Возмутившись, сказал, что это же наш самолет. Старшина взвода, водитель броневика Николай Емельянов, быстро меня успокоил, объяснив, что когда голову снимет, то будет поздно разбираться, наш это был самолет или нет.
Через некоторое время подошли к переправе. Через Неву по льду был проложен многослойный бревенчатый настил, выдерживающий даже наши КВ весом пятьдесят тонн. Рядом саперы уже начали возводить капитальный деревянный мост. Переправившись через Неву, мы поднялись на высокий левый берег, еще недавно занятый немцами. Повернули направо и проехали вдоль берега около километра в сторону 8-й ГЭС. Остановились в районе деревни Марьино, в сосновой роще. Никаких следов деревни не было. Сама роща была небольшая, с высокими соснами. На опушке виднелось мелколесье, а дальше шло чистое пространство, за которым возвышалось могучее здание 8-й ГЭС. Рядом стояло несколько уцелевших домов Второго городка (нынче город Кировск). Серое бетонное здание ГЭС было занято немцами. Сильно разрушенное снарядами, оно все равно оставалось мощной крепостью.
Еще недавно в роще находилась целая система немецкой обороны. Вдоль высокого крутого берега было проложено множество соединенных между собой ходов сообщения. Между ними — несколько больших землянок с крепкими бревенчатыми накатами. В одной из таких землянок мы и расположились. Здесь у нас произошла интересная встреча. К танкистам зашли соседи из танковой бригады, уже побывавшей в бою. Когда-то они служили вместе. Начали вспоминать старых друзей. Точно такой разговор показан в фильме «На войне, как на войне». Спрашивают: «А Мишка где?», — «Погиб», — «А Васька?», — «Сгорел», — «А Лешка?», — «В госпитале», — «А Петька?», — «Убит»… Редко кто из упомянутых танкистов был жив и здоров. В дальнейшем такие разговоры возникали у нас после каждого боя.
Утром мы отправились на Неву за водой. Умылись. Позавтракали. Я пошел прогуляться. На дне траншеи увидел немецкую гранату. Спустился, поднял и стал рассматривать. «Что это у тебя?» — смотрю, опять старшина Емельянов. Я с удовольствием показал находку. Он взял гранату и зашвырнул ее далеко в сторону, а потом доходчиво объяснил, что если мне своя жизнь не дорога, то надо подумать о товарищах, находящихся рядом.
Вечером работали на радиостанции. В углу гудела печка. Топили ее дровами. Дров хватало. Кругом стоял лес. Пилили небольшими полешками и в мороз круглые сутки поддерживали огонь. Иногда жгли маски от противогазов, их много валялось в лесу, или другую резину. Резина сгорала с ревом, и в машине сразу становилось жарко.
Неожиданно открылась дверь машины и наш шофер, здоровенный хохол Долгополов, сунул в печку какой-то брусок. Не успел он закрыть дверь, как из печи повалил густой, черный дым. Мы молнией выскочили из машины, оставив дверь открытой. Из проема двери выползал ровный прямоугольник дыма, лишь в стороне разносимый ветром. Прибежал перепуганный начальник связи. Оказалось, Долгополов зачем-то сунул в печь дымовую шашку. Шофер немедленно был переведен в роту техобеспечения. Когда дым рассеялся, и мы смогли войти в машину, там все было покрыто толстым слоем копоти. Много сил пришлось приложить, чтобы снять верхний слой сажи. И долго потом еще мы выковыривали копоть из разных щелей и лимбов.
Утром у нас появился новый шофер — Сергей Максимович Володин. Родившийся в 1905 году, он нам казался чуть ли не стариком. С ним мы долго воевали вместе и пережили множество приключений. Бывало, позавтракав или пообедав вместе с нами, Володин куда-то пропадал. Через некоторое время он появлялся с котелком каши или другой пищи. Мы долго не могли понять, где это он промышляет. Уже потом Володин рассказал, как обходил походные кухни, а их в роще было много. Подойдя к кухне, он заводил разговор с поварами. Выяснив, кем они были на гражданке, он с каждым затевал свой особый разговор. С крестьянином говорил о земле, с рабочим о технике, с девчатами о женихах. И почти всегда беседа заканчивалась котелком, полным каши.
С началом боевых действий кормить нас стали довольно прилично. Каждый день выдавали сто грамм водки или пятьдесят грамм спирта, как их называли, «наркомовские». Получали табак или махорку. Я не курил и свою пайку табака отдавал ребятам.
Поздно вечером меня послали с донесением в штаб БТМВ. Он находился на другом берегу Невы. Идти надо было с опаской. Лед был покрыт множеством воронок от мин и снарядов. Вокруг лежало большое количество неубранных трупов. Было темно, и только в районе 8-й ГЭС непрерывно взлетали ракеты. Когда возвращался, невдалеке разорвалось несколько снарядов. Я прибавил шагу и уже вскоре был в своей землянке.
Через два дня наш полк пошел в свой первый бой. Наступали на 8-ю ГЭС. Танки совместно с пехотой с боем вошли во Второй городок. Там находились два немецких продуктовых склада. Голодная пехота, бросив танки, дорвалась до находившихся на складах продуктов. Немцы опомнились и стали уничтожать оставшиеся без поддержки танки. Оставив на поле боя большое количество подбитых машин, мы отошли. Потери были ужасны. Погибли три командира роты, четвертый был ранен. Погибли комиссар и начальник штаба и еще много командиров. Начальник особого отдела был ранен. Начальником штаба стал капитан Брюквин, бывший до этого заместителем. С ним мы прошли долгий и славный боевой путь. О нем остались самые хорошие воспоминания.
