Есть мировая статистика и незаконных, и необоснованных решений. Мы не можем задаваться вопросом, виноват или не виноват человек, – дело в доказываемости. А этот критерий сильно снижен. Ведь и следствие, и прокуратура научились с этим работать. Не позволяется рассматривать доказательства в пользу обвиняемого. Кроме того, даже в процессах с присяжными мы видим, как прокуроры сознательно закладывают определенные нарушения закона для того, чтобы использовать их при оправдательном вердикте. Можно, например, ввести в коллегию непригодного по каким-то признакам присяжного, чтобы потом, при риске оправдательного вердикта, распустить коллегию присяжных. Любой процесс с присяжными, таким образом, становится заминирован.
– Как ты думаешь, приведет ли к системному сдвигу практика ЕСПЧ, который уже списочно признает существенными одни и те же типичные нарушения российскими судами положений Конвенции?
– Нужно все-таки достичь какого-то критического количества жалоб, я считаю. Как у нас было со сроками судопроизводства до вынесения пилотного постановления? Когда ввели закон, позволяющий требовать компенсацию за затягивание уголовного судопроизводства, власти не сократили его сроки, а решили проблему несколько иным способом – предусмотрели компенсации и теперь говорят: «Да, мы затянули, получите компенсацию, пройдите эти четыре круга по кодексу административного судопроизводства и пожалуйте за своими деньгами». Разумеется, количество обращений в ЕСПЧ по затягиванию судопроизводства, которые раньше преобладали, сильно сократилось. Сейчас то же самое по условиям содержания. Но подготовлен закон о компенсации заключенным, который, возможно, начнет действовать. Хотя эти стандарты и целевая программа действуют с 2004 г., то, что было выделено на улучшение условий содержания, ушло не туда. Условия ведь очень плохие, и проблему эту не собираются решать. Решат ее другим способом, очень умело. В ЕСПЧ есть тенденция «тормозить» жалобы. Сейчас власти посчитали, что выплат много, дескать, потеря для бюджета. Обосновали это экономически: с одной стороны, мы не вкладываемся в условия содержания, но вводим механизм компенсации, которую будем выплачивать, если вы обратитесь в ЕСПЧ, докажете и пройдете всю систему. А дальше, опять же, порядок будет таким, как при административном исковом заявлении, поэтому пройдите четыре российские инстанции, а потом идите в ЕСПЧ.
В законе также предусмотрели ретроспективное действие. Он будет применяться и к тем заключенным, которые сейчас подали жалобы. Минюст заявит позицию, что механизм работает, и заключенные получат компенсацию, потому снимите их жалобы с рассмотрения.
Многие скажут, наверное, что не хотят на российском уровне это решать. То же самое могу сказать, возвращаясь к статье 228 УК. Должна быть достигнута какая-то критическая точка, когда уже скажут, что да, хватит.
В то же время, у ЕСПЧ достаточно сужено зрение при рассмотрении дел, к примеру по наркотикам. 90 % – вопросы провокации, но тут нужно знать критерии, по которым можно определить провокацию, человек должен эту провокацию признать, признать, что у него были наркотики, иначе дело не пройдет. У нас было одно дело, его ЕСПЧ не принял, потому что юрист ЕСПЧ просмотрел его с точки зрения провокации, а там была не провокация, а подброс наркотиков без какого-либо вообще оперативного мероприятия, его быстро и оформили. Он категорически отрицал, что у него что-то было.
– Дело Улюкаева – пример необоснованного заявления о провокации, хотя само дело не о наркотиках. Факт не признан, но о провокации заявлено.
– Да, в этом случае провокации не усматривается: что же спровоцировали, если ничего не было совершено? Еще есть практика, однозначная для ЕСПЧ: изъятие наркотиков ставится под сомнение, когда между задержанием и досмотром прошло как минимум 20 минут. Хотя был кейс, в котором мы опирались на эту позицию, но получили отказ Европейского суда. И люди, которые к нам обратились, в недоумении, к нам есть претензии, ведь дело-то выигрышное. Вообще, сейчас стало часто встречаться указание в жалобах на нарушение принципов правовой стабильности и определенности по делам о производных наркотических средств. Мы сформировали определенную практику по оспариванию результатов экспертиз по таким делам, когда удается их поставить под сомнение, указывая, что эксперты не учитывали постановление правительства, а опирались только на свои методички. Но неопределенность эта все равно сохраняется, и однозначного решения в практике нет. Нам удавалось, когда мы эти доводы приводили, и в Верховном суде добиться смягчения наказания. При этом судьи всячески избегают рассмотрения самого основания для отмены приговора, это слишком серьезно повлияло бы на судебную практику: дел, где принцип правовой стабильности игнорируется всеми судебными инстанциями, масса. Поэтому тактически делается так: подаем жалобу по этим основаниям и доказываем, что это вообще не наркотики, не соответствуют они критериям, а потом докидываем смягчающих обстоятельств. Как правило, работает. Напрямую нет ни одного решения, где бы они согласились с первым аргументом либо сказали, что вы не правы, но всем понятно, что приговор смягчен именно из-за того, первого довода. Хотя он должен оцениваться как основание для оправдания. Суд преследует при этом две цели: не сломать судебную практику, поставив под сомнение тысячи приговоров, и «кинуть кость» жалующемуся, чтобы он успокоился и не писал больше.
– Чрезвычайное правосудие, которое возрождается в России. Есть ощущение, что по значимым делам, расследуемым за несколько суток, приговоры уже будут подготовлены к моменту направления дела в суд самими следователями. Как на это будет реагировать ЕСПЧ? Ведь по уголовным и административным делам ЕСПЧ не воспринимает наши кассационные механизмы как эффективные. А в этих случаях, мне кажется, и апелляционные механизмы теряют свою эффективность.
– Во-первых, про кассационные жалобы в ЕСПЧ. С учетом введения сплошной кассации я думаю, что ЕСПЧ эти критерии может пересмотреть. Тут нужно очень внимательно приглядеться и учитывать этот фактор по уголовным делам.
Что касается чрезвычайного правосудия, такого быстрого разбирательства, – да, предусмотрено Конвенцией, что обвиняемый должен иметь достаточно времени и возможностей для подготовки защиты. Реально не хватает времени, человек находится внутри этой ситуации, он не знает законодательства, ему нужно время на изучение практики. Хороших адвокатов, которые в состоянии помочь, очень мало.
Как правило, если привлекаемый к уголовной ответственности сам по делу не работает, то положительного результата ждать не приходится. А тот, с кем поступили несправедливо, замотивирован на работу по своему делу, но он находится внутри ситуации, и ему требуется время, чтобы подняться над своим делом, взглянуть на него со стороны, изучить законодательство и практику, понять, что вообще с ним происходит. В таком случае защита будет эффективной. Но ни обвинение, ни суд, естественно, не заинтересованы в этом. По их мнению, такие возможности должны существовать лишь декоративно. Зачитали права, но не вздумай ими пользоваться. Потому что к человеку, решившему воспользоваться своими правами, формируется крайне негативное отношение, которое надо преодолеть ради достижения результата. А понимание результата сразу не приходит. Хотя статья 6 Конвенции предусматривает достаточно времени на подготовку защиты, ЕСПЧ на нарушение этого положения тоже закрывает глаза, к сожалению. Если человек ставит основным вопросом при обращении в ЕСПЧ тот факт, что он был ограничен во времени и в возможностях защиты, рассчитывать на хороший результат особо не стоит. Нужно усиливать жалобу, но не загромождать. Очень сложно предсказать результат по таким делам, где практика ЕСПЧ еще недостаточно наработана.
