— Два билета для меня, пожалуйста, и один для моей юной спутницы.
Алиса удивилась. На языке у неё так и вертелся очередной нетактичный вопрос, но она уже прекрасно понимала, что получит ответ ещё более нетактичный, и всё же любопытство взяло верх — когда Дэльфин протянул ей билет, она сказала:
— Большое спасибо! Но почему для себя вы купили два?
— Я всегда плачу за два места, — объяснил профессор, — потому что так волнуюсь в дороге, что просто выхожу из себя. Имея такую привычку, было бы нечестно покупать один билет.
И на этот раз Алиса мужественно не рассмеялась, но это потребовало от неё ещё больших усилий, и всё-таки, выйдя на платформу, она не забыла напомнить профессору о том, что ему предписано огорчиться из-за опоздания на предыдущий поезд.
— Ах, благодарю тебя, дитя моё! А я, как видишь, совсем запамятовал, — проговорил он с вежливой улыбкой и затем (попросив её «не счесть за труд присмотреть за тетрадью и тростью») впал в такое неописуемое отчаяние, что Алиса была просто потрясена. Он заламывал плавники, он метался взад-вперёд по платформе, стеная и плача и никого вокруг не замечая (впрочем, на платформе никого и не было, кроме Алисы, а в её сторону Дэльфин ни разу не взглянул). — О, святые угодники! Или я не говорил, что мы опоздаем к поезду? Не говорил? Да? А вы разве слушали? Нет! Вам, конечно, виднее! «Что знают об этом угодники?» — говорили вы. «У нас сколько угодно времени!» — говорили вы. Вот уж, воистину — «сколько угодно времени»! Негоже вам было говорить так! Ибо теперь у нас больше времени, чем следовало бы, больше, чем следов от ног тысяченожки!
И вдруг профессор умолк и разом успокоился.
— Запомни, — обратился он к Алисе, — ничто так славно не разгоняет кровь, как небольшое причитание во весь голос. Попробуй — сама убедишься. — И он бодро черкнул что-то на полях. — Дальше — разбойники, — вздохнул он. — Похоже, на всё про всё у нас остается минут пять.
Загвоздка была в самих разбойниках — их не было! Пустая платформа оставалась пустой; Дэльфин заглянул в зал ожидания, в кабинет начальника станции, он осведомился в кассе, не покупала ли шайка ужасных разбойников билеты на этот поезд; и чем меньше оставалось времени до поезда, тем более невероятным представлялось их появление.
— Куда же они подевались? — бормотал профессор, озираясь.
— А может, они тоже написали своё жизнеописание, — осмелилась предположить Алиса, — и там написано, что они должны опоздать на следующий поезд, как мы опоздали на предыдущий. — Она хорошенько всё обдумала и была уверена в правоте своих слов — это, с её точки зрения, была самая разумная мысль из всех, высказанных сегодня.
Однако Дэльфин молча уставился на неё («так, будто я с ума сошла», — впоследствии рассказывала Алиса своей сестре), потом начал обмахивать ей голову своим Собственноручным Жизнеописанием; да только этот веер оказался тяжеловат — толку от него не было никакого, зато Дэльфин очень быстро запыхался и вспотел.
— Как тебе в голову могло прийти такое! — закричал он, по мнению Алисы, довольно грубо. — Сядь, дитя мое, и выброси это из головы! Давай, давай, выбрасывай! У тебя, верно, жар! — И он прямо-таки пхнул бедную Алису на ближайшую станционную скамейку.
Однако не прошло и минуты, как профессор снова заставил её встать на ноги.
— Боюсь, другого выхода у нас нет, придётся всё делать самим. К счастью, у меня всегда с собой бечёвка про запас, как раз на такой случай, — сказал Дэльфин Косаткинд, выуживая из-под мантии моток. — На самом деле, — прошептал он Алисе на ухо, хотя платформа по-прежнему была совершенно пустынной, — я ношу её при себе, потому что верёвочка всегда пригодится — например, завязать узелок на память.
Пыхтя и отдуваясь, Дэльфин начал спускаться на рельсы; он был немолод, тучен и, ко всему прочему, обременён своим Жизнеописанием; Алиса помогала как могла, хотя раза два чуть не получила по лбу плавником, когда профессор, поскользнувшись, пугался и начинал ими размахивать.
— Никогда не думал, — пыхтел он, — что спускаться на пути куда труднее, чем подниматься!
Потом Алиса сама слезла с платформы, стараясь не поцарапать коленки, а когда слезла, обнаружила, что моток верёвки остался наверху, на платформе, и дотянуться до него невозможно. Пришлось лезть обратно, использовав профессорскую спину как ступеньку, а тот поторапливал:
— Давай, давай, поскорее, дитя моё! Времени почти не осталось! И это при том условии, что поезд не шел коротким путем, спрямляя повороты.
— А что, здешние поезда умеют спрямлять повороты? — спросила Алиса, пытаясь представить себе, как это может быть, и одновременно спускаясь на рельсы с верёвкой в руке.
— Только купе первого класса, — ответил Дэльфин. — Остальные идут окольным путем.
Для дальнейших объяснений времени не было — Алисе предстояло ещё привязать профессора к рельсам, а это, как выяснилось, дело не менее хлопотное, чем спуск с платформы, потому что Дэльфин капризничал и никак не мог или делал вид, что не может, устроиться на рельсах. Сначала он лёг поперёк и тут же стал жаловаться, что рельсы пребольно впиваются ему в спину, а улёгшись вдоль, елозил и ворочался так, что едва не порвал мантию о железные костыли. Одним словом, Алиса уже потеряла надежду покончить с этим делом прежде, чем поезд допыхтит до станции.
«Вязали бы его настоящие разбойники, я бы посмотрела, как бы он у них капризничал. Взрослый, а хуже ребенка», — сердилась она, впрочем, про себя.
Наконец-то, всласть накочевряжившись, профессор сообщил, что теперь всё, он готов, и Алиса быстренько опутала веревкой его туловище, правда, совсем не туго.
— Вам удобно? — спросила она, не сводя глаз с маленького туннеля, откуда вот-вот должен был появиться состав.
— Благодарю, — отвечал Дэльфин с натянутой улыбкой. — В моем нынешнем положении мне будет по-настоящему удобно, только когда ты подашь мне моё Жизнеописание…
— Ваше Собственноручное Жизнеописание'? — удивилась Алиса. — Разве сейчас время…
— Самое время! — нетерпеливо вскричал профессор. — Ты наверняка слышала, что в момент смертельной опасности, в каковой я как раз пребываю, перед глазами обречённого проходит вся его жизнь. Однако при моей никудышной памяти надёжней будет, лёжа на этом одре, перелистать страницы Собственноручного Жизнеописания профессора Дэльфина Косаткинда.
Чем он и занялся, и Алисе посчастливилось стать очевидицей самого необыкновенного зрелища. Дэльфин же с головой погрузился в историю своей жизни и, похоже, не прочь был пролежать на рельсах ещё пару-другую часов, но тут издали донёсся свисток паровоза.
— Сударь! Господин Дэльфин! — окликнула его Алиса, не желая прерывать профессорских занятий, но чувствуя, что просто обязана это сделать. — Поезд, кажется, идёт.
— Что такое? — всполошился профессор. — Какой поезд? Ах да! Почему же ты меня не предупредила заранее, глупая ты гусыня?
